Анализ и синтез
[94] (
1829)
Виктор Кузен
[95] в третьей лекции текущего года по истории философии превозносит XVIII век особенно потому, что тот при обработке наук пользовался преимущественно анализом, остерегался поспешных синтезов, т. е. гипотез; воздав хвалу почти исключительно этому методу, он замечает, однако, под конец, что и от синтеза не нужно безусловно уклоняться; время от времени нужно вновь осторожно обращаться к нему.
При рассмотрении этого взгляда нам прежде всего пришло на ум, что даже в этом отношении XIX веку еще выпала на долю значительная работа; ибо друзьям и адептам науки нужно обратить самое тщательное внимание на то, как часто упускают испытывать, развертывать, выводить на чистую воду ложные синтезы, т. е. доставшиеся нам по традиции гипотезы, и вновь вводить дух в его древние права – становиться в непосредственные отношения к природе…
Недостаточно применять при наблюдении природы аналитический метод, т. е. выводить из какого-нибудь данного предмета возможно больше деталей и таким путем знакомиться с ними: этот же анализ мы должны применить к наличным синтезам, чтобы испытать, правильно ли, согласно истинному методу, были они получены…
* * *
Обратимся к другому общему замечанию: столетие, исключительно отдающееся анализу и как бы пугающееся синтеза, не стоит на правильном пути; ибо только оба вместе, как выдыхание и вдыхание, составляют жизнь науки.
Ложная гипотеза лучше, чем никакой гипотезы; что она ложна, в этом нет беды; но если она закрепляется, становится общепринятой, превращается в своего рода символ веры, в котором никто не смеет сомневаться, которого никто не смеет исследовать, – вот зло, от которого страдают века…
* * *
Главное, о чем при исключительном применении анализа, по-видимому, не думают, – это то, что каждый анализ предполагает синтез. Кучу песка нельзя анализировать; но если бы куча состояла из различных частей, положим из песка и золота, то промывание есть анализ, в котором легкое отмывается, а тяжелое остается.
Так, новейшая химия покоится главным образом на разъединении того, что природа соединила; мы упраздняем синтез природы, чтобы познакомиться с ней в раздельных элементах.
Есть ли более высокий синтез, чем живое существо? И сколько приходится нам биться с анатомией, физиологией и психологией, чтобы составить себе хоть приблизительное понятие о том комплексе, который постоянно вновь восстанавливается, на сколько бы частей мы его ни растерзали!
* * *
Великая опасность, которой подвергается аналитик, состоит поэтому в том, что он применяет свой метод там, где в основе не лежит синтез. Тогда его труд является настоящей работой Данаид; и мы видим самые печальные примеры этого. Ибо, в сущности, аналитик ведет свое дело собственно для того, чтобы в конце концов опять достигнуть синтеза. Но если у предмета, который он обрабатывает, не лежит в основе никакого синтеза, то он тщетно пытается открыть его. Все наблюдения становятся для него, по мере возрастания их числа, все неудобнее
[96].
Итак, аналитику прежде всего надлежало бы исследовать или, вернее, обратить свое внимание на то, имеет ли он дело с таинственным синтезом, или же то, чем он занимается, есть лишь агрегат, рядоположность, совместность, или как там это ни видоизменяется. Злополучие такого рода обнаруживают те отделы знания, которые не двигаются вперед. В этом смысле можно было бы сделать плодотворные замечания относительно геологии и метеорологии.
О некоторых проблемах в естественных науках нельзя говорить надлежащим образом, не призывая на помощь метафизику, – но не школьную и словесную мудрость, а то, что было, есть и будет до физики, вместе с физикой и после физики.
* * *
«Утверждайся – где стоишь».
* * *
Пребывай там, где стоишь, – максима, более необходимая теперь, чем когда бы то ни было, так как, с одной стороны, люди раскалываются на большие партии, а затем и каждый отдельный человек хочет проявить себя согласно индивидуальному усмотрению и способности.
Лучше всегда прямо высказать, как думаешь сам, не пытаясь много доказывать: все приводимые нами доказательства являются ведь только вариациями наших мнений, и люди противоположного образа мыслей не слушают ни того ни другого…
* * *
Всякое существо есть аналог всего существующего; поэтому бытие всегда представляется нам в одно время и раздельным, и связанным. Когда чересчур увлекаешься аналогией, все сливается в одно тождество; когда избегаешь ее, все распыляется до бесконечности. В обоих случаях мысль парализуется: в первом случае – как чрезмерно живая, во втором – как умерщвленная. Каждый феномен доступен, как planum inclinatum (наклонная плоскость), на которую легко взойти, но которая заканчивается крутым и неприступным обрывом.
* * *
Человеку свойственна – и с его природой теснейшим образом связана – та особенность, что ему для познания недостаточно ближайшего; а между тем каждое явление, которое мы сами воспринимаем, представляет в данный момент ближайшее, и мы можем требовать от него, чтобы оно само себя объяснило, раз мы энергично будем пытаться проникнуть в него.
