Об этом не знал почти никто, кроме самых доверенных Хосе лиц. Кардинал вырабатывал кровь. Крови требовалось много.
В Чикаго беда пришла не сразу – первые случаи заболевания произошли только седьмого к полудню. Но скорость, с которой Янус убивал, напоминала пожар. Тем не менее, выжили многие. И те, кто выжили, больше не были католиками. Они вынесли из храма все статуи и изображения. Их богом теперь был Хосе.
Его кровь спасала жизни.
Торжественная часть службы была предельно короткой. Хосе вышел на кафедру, вокруг которой столпились больные и увечные, и сказал:
– Ни один бог не пришел вам на помощь, кроме меня. Вот, я готов отдавать вам свою кровь, чтобы вы не умерли, но имели жизнь. Кто страждет, иди ко мне и пей.
Тут же прихожане стали открывать рты и высовывать языки, словно дразнясь. Хосе проколол себе палец, и стал кровью помазывать высунутые языки. Его стражники проворно оттесняли «причастившихся», чтобы дать место нуждающимся. Один из юношей – клириков вел подсчет.
Поток людей не иссякал. Хосе повторил операцию с каждым из десяти пальцев, но народ напирал и напирал.
Наконец, Хосе выпрямился и воздел руки:
– Возблагодарите меня, причастившиеся! Следующее причастие состоится на завтрашней утреней! Любите меня и друг друга! Причастившиеся, если видите, что непричастному плохо – целуйте его целованием святых. Это замедлит ток болезни.
И Хосе обернулся к пастве спиной, а его «гвардия» стала оттеснять тех, кто не причастился, к выходу из храма.
Скорее всего, они умрут до утра, ну и что? Who care? Вокруг и так полно мертвых. Умрут эти – придут еще.
– Дон Пепе, я Вам нужен? – спросил его доверенный клирик, бывший певчий, обладатель ангельской внешности, достойной кисти Караваджо.
Хосе покачал головой:
– Нет-нет, на сегодня все. Иди отдыхать, дитя мое.
Он поднялся по узкой лестнице на второй этаж, где была его резиденция. Хосе жил прямо в соборе, благо, бывший кардинал, которого теперь считали богом, был неприхотлив.
Чтобы добраться до покоев, надо было пройти по полутемному коридору и дойти до небольшой открытой приемной. Для помолодевшего Хосе это не представляло затруднений, равно как и подъем по крутой лестнице, но…
…словно что-то мягко останавливало его: «не ходи туда, не ходи…»
Переборов странную робость, бывший кардинал вошел в коридор и успел пройти его до середины, когда из приемной навстречу ему вышла девочка лет семи.
– Дядя, а правда, что Вас называют «спаситель»? – спросила она.
Хосе, хоть и удивился присутствию одинокой девочки в его личных покоях (и как ее пропустила охрана?!), тем не менее, ответил:
– Да, я – спаситель.
– Здорово, – улыбнулась девчушка, – а кого Вы спасаете?
– Людей, – ответил Хосе.
– А собак? – поинтересовалась девочка, и рядом с ней появилась крупная, устрашающего вида псина.
Хосе растерялся и разозлился. Ладно, девочку они прошляпили, но пса?
– Я очень волнуюсь за Мэгги, – сказала девочка, поглаживая высокий лоб чудовища. – Мэгги – это вот она. А вдруг, она тоже заболеет? Все вокруг болеют…
Девочка шагнула к Хосе, и тот попятился, хотя собака и осталась на месте:
– Дяденька, а спасите мою собачку, пожалуйста, – попросила девочка. – Дайте ей чуточку своей крови. А я могу дать вам за это денег. Или еще что-то…
Кое-как собравшись с силами, Хосе, прочистив горло, сказал, как можно спокойнее:
– Девочка, нельзя давать святыню псам.
Забывшись, он сказал часть фразы на латыни: nolite sanctum dare canibus.
– Novit iustus animas iumentorum suorum viscera autem impiorum crudelia
[11] – нараспев произнес мягкий женский голос с легким французским акцентом.
Голос доносился откуда-то сзади.
Кардинал, позабыв даже о собаке, резко развернулся – и тут же получил сильный удар кулаком по лицу от мужчины, внешность которого не разглядел.
И наступила тьма.
06 июня 2026 года, борт яхты «Немезида»
– Нам обязательно было делать себе инъекции? – спросил мужчина. – Ладно ты, я понимаю. Но мне-то зачем?
– Затем, Боб, что Фишер мог проверить, – ответила молодая женщина, почти девушка, лет двадцати трех. Женщина была беременна, хотя заметно это было пока лишь наметанному глазу. – Он страшный человек, ты же знаешь не хуже меня. Папе могло не поздоровиться. К тому же, он мог потребовать пробирку назад, и тогда Янус остался бы только в нашей крови.
Она подняла пробирку, и посмотрела ее на просвет:
– Даже не верится, что это он. Но тесты показывают – действие Янус-ДНК на нас уже началось.
– А ребенку это не повредит? – тревожно спросил Боб.
– Насколько я знаю, скорее, наоборот, – улыбнулась женщина, но тут же стала серьезной, – так, ты проверил нас на предмет привязки?
– Ничего, – ответил Боб.
– А «жучка» мы не подцепили? – уточнила женщина.
– Контрольные суммы совпадают по всем характеристикам, – ответил мужчина.
– «Призрака» запустил? – строго спросила женщина.
– Да, мамочка, – улыбнулся Боб.
– А транспондер отключил? – продолжила она.
Боб спал с лица, даже побледнел. Вслед за ним испуг показался на лице его спутницы, но тут Боб широко улыбнулся:
– Ну, конечно, отключил.
– Кретин, – облегченно вздохнула девушка. – Хочешь, чтобы я преждевременно родила?
Она осторожно поставила пробирку в холодильник и закрыла дверцу агрегата, напоследок набрав код на клавиатуре, встроенной в эту дверцу:
– Ну, и чего ты ждешь, Белого кита? Поворачивай на восток, юморист.
– Так точно, мой капитан, – сказал мужчина и выбежал из рубки.
Ни дочь Теда Орлоффа, никогда дотоле не видевшая Гарри, ни сам Гарри Фишер не знали одной вещи. Янус-ДНК отличался от Януса-РНК. Зеленоватый Янус-РНК можно было спутать с красноватым Янусом-ДНК только в темноте или после хорошей дозы алкоголя. Но Янус-2, комбинированный суперпрепарат Бориса, отличался от Янус-ДНК лишь едва заметным коричневым оттенком.
Как и жидкость в пробирке, которую дочь Теда только что поставила в холодильник.
«И Я стесню людей, и они будут ходить, как слепые,
потому что они согрешили против Господа,
и разметана будет кровь их, как прах, и плоть их – как помет.
