– Прости, – сказал Борис. – Если тебе неприятно, когда на тебя смотрят…
– Мне все равно, если честно, – ответила Клодия. – Папа говорил, что, как бы мы ни относились к людям, они все равно будут вести себя так, как им хочется, потому не стоит принимать их действия близко к сердцу.
Борис поймал себя на мысли, что ему нравится просто смотреть на Клодию. Не с целью затащить ее в постель (ничего против этой перспективы Борис не имел, но предпринимать какие-то действия в этом отношении не собирался), а чисто с эстетической, что ли. У Клодии было странное лицо – временами застывшее, как маска, затем – оживляющееся на какой-то миг, выражая богатейшую гамму чувств, и вновь застывающее…
Но эстетика – эстетикой, а есть хотелось.
Борис развернул гамбургер, открыл банку с пивом, отхлебнул и откусил от бутерброда.
– А кто твой отец? – спросил он. – В смысле, я знаю, как его зовут, чем он занимался… в общих чертах, конечно, но этого мало…
– Был, – сказала Клодия. – Мой отец мертв, и вирус здесь не при чем. Открой и мне пива, хорошо?
Она отложила пластиковый квадратик и взяла протянутую Борисом банку.
– Великий инженер, – сказала она, отхлебнув пива, – может, и величайший. В год Кометы он разрабатывал имплантаты для «Фишер Групп». А еще он стремился подарить мне бессмертие, вечную молодость, могущество, в общем, все то, что хорошие отцы дарят своим дочерям, если представляется возможность. Потому я нафарширована имплантатами, как киборг, хотя со стороны это и незаметно. Ах да, большая часть моей машинерии сделана с использованием моей же ДНК, и в этом как раз заслуга Ройзельмана. Хотя… самое страшное мое переживание тоже связано с ним. Терпеть его не могу!
Борис вытаращился на Клодию, и та рассмеялась, вернее, хихикнула:
– Что? Во-первых, он и так это знает, а во-вторых… Лев Ройзельман сейчас не с нами. Где точно – не знаю, но, выражаясь в его же стилистике, есть у него и другие овцы.
– Я не овца, – машинально сказал Борис.
– Ну да, овцой ты быть не можешь, – ответила Клодия. – В этом стаде ты даже не баран, ты козел. Козлы – они ведь умнее, чем бараны, и часто хитрые пастухи делают их вожаками своих овец. Такие козлы приводят свои послушные стада прямо на бойню.
– Тьфу ты, – сплюнул Борис. – Скажешь такое. Разве Ройзельман…
– Он может говорить все, что угодно, – ответила Клодия. – Он мнит себя пастырем, но он даже не овчарка. Ладно, это и так через чур много.
– Для чего? – не понял Борис.
– Для первого разговора, – ответила Клодия.
Она, наконец-то, уделила внимание своему гамбургеру и впилась в него зубами.
Борис смотрел, как она откусывает кусок, в этом было что-то дикое, хищное и сексуальное, хотя трудно себе представить что-то менее дикое, хищное и сексуальное, чем гамбургер с яйцом.
– А будет и второй раз? – спросил он.
– Зависит от того, насколько ты боишься Льва Ройзельмана, – ответила Клодия.
– Трудно его не бояться, – признался Борис.
– Это правда, – сказала Клодия. – Открою тебе маленькую тайну – он пытается сделать из тебя улучшенную версию меня. Вырастить в тебе то, что мне имплантировали. Должна заметить, кое-что у него получается.
– И зачем ему это? – спросил Борис.
– Такой простой вопрос, а ответить сложно, – призналась Клодия. – Ройзельман постоянно чем-то занят. Он совершенствует человеческую природу, но не понимает, почему. Он, как и всякий гений, очень односторонен, и в некоторых вещах просто пещерно отсталый. Этот его атеизм ребенка, которому не купили велосипед. «Ах, mon cher, papa выбил мне зуб, потому его Бога нет, а настоящий бог – это я», – Клодия фыркнула. – Как ребенок, честное слово.
– А ты что, верующая? – удивился Борис.
Как можно верить, когда вокруг такое? Почему Бог, тот, чьи образы еще виднелись на побитых, затянутых плёнкой витражах их храма, не помог? Почему равнодушно смотрел, как в муках умирают те, кто Ему молился?
– Я агностик, – ответила Клодия. – Если Бог есть, то мы, люди, должны вызывать у него отвращение. А другие – тем более. Дело не в Боге, а в Льве Ройзельмане. Он хочет сделать человека лучше, но не понимает, что делает…
– А ты? – спросил Борис. – Ты разве понимаешь?
– Нет, – ответила Клодия. – И не горю желанием. Зато я по опыту знаю, что иногда такие эксперименты крайне неприятны тем, на ком их ставят. И уж точно не делают никого счастливее.
Она откусила еще кусок и запила его пивом – странно, Борис сначала откусывал, потом запивал…
– Посмотри вокруг, – сказала она. – Города завалены трупами тех, кто еще вчера жил, ел, пил, любил, ненавидел, смеялся, ругался, ходил в кино, трахался – и все ради того, чтобы создать новую расу сверхлюдей, которые могут бросить вызов неведомым звездным богам! Да, отлично, человечество выживет в схватке, которая может никогда не произойти, но как быть с теми, кто сейчас гниет и разлагается? Им-то что до грядущей победы человеческого духа? Да, большинство из них жили, как скоты – но что, это повод превращать их в перегной?
– Ну, вообще-то, Ройзельман немного не это задумывал… – озадачено сказал Борис.
Определенно, Клодия знала о планах Ройзельмана куда больше, чем он сам. Или… Что это все означает? Какие межзвездные боги?
– Именно это он и задумывал, – ответила Клодия. – «Девяносто процентов человечества – бесполезный балласт, который мы сохраняем ради ложного гуманизма. Настоящий гуманизм состоит в том, чтобы убивать нежизнеспособных, порабощать тех, кто способен только к тяжелому труду, и развивать остальные два-три процента. Люди должны быть как боги – могущественные, способные мановением руки перестраивать мироздание, иначе – мы просто биологическое недоразумение, животные, достойная добыча любого из тех, кто дерзнет назвать нас своей дичью».
– Откуда это? – Борис даже жевать перестал.
– «Генная инженерия и будущее Человечества», – ответила Клодия. – «Гардиан Сайнс, октябрь шестнадцатого. Они ее, правда, потерли, но на сайте Cornell University Library ее можно найти в куки-файлах, я проверяла. Глянь на досуге, если не веришь…
Борис откусил еще кусок от гамбургера, запив пивом, а потом пожал плечами:
– С чего бы мне тебе не верить?
– Потому, что я – посторонний человек в твоей жизни, – сказала Клодия, употребив французское слово: «l’autre». – А ты…
– А я – просто генный инженер, которого заставил работать на себя вирус с именем собственным, – ответил Борис. – И если ты думаешь, что Ройзельман – мой личный спаситель, то…
Клодия изменилась в лице:
– Тихо, он возвращается. Договорим потом. Ты как насчет того, чтобы посидеть еще чуть-чуть? Спать не хочется, к тому же, мне нужно закончить карту…
