После часового перерыва «на обед и отдых» они работали до 17.00. Обратно до лагеря, которых находился на расстоянии двух километров, заключенные шли пешком. Эти колонны в лагерь были плачевным зрелищем. Охранники свирепствовали как дикие звери, и тех, кто от истощения не мог идти, стегали плетьми. Те, кто еще держался на ногах, помогали остальным».
Мы видим, что между этими свидетельскими показаниями имеются незначительные расхождения в указании длительности рабочего дня. Возможно, была такая разница между дорожными работами и работой в каменоломне. Из других источников также известно, что немцы давали небольшие поблажки – так, например, кусочек хлеба – тем, кто был занят на особо тяжелой работе.
ЕДА И ОДЕЖДА:
Как мы видели выше, заключенные проводили целый день без еды или получали один кусочек хлеба. Целый ряд других свидетельских показаний также говорит о том, что югославы получали очень мало еды:
Е. Е., возраст – 16 лет, проживающий в г. Карашок, был допрошен в конторе ленсмана 7 мая 1946 г., ознакомлен с материалами дела, осознал свою ответственность как свидетеля и дал добровольно следующие показания:
«Я могу назвать еще один эпизод, когда охранники развлекались, заставляя сербов драться из-за куска хлеба. Перед пекарней Исаксена постоянно работали сербы, и им выбрасывали старый хлеб. За этот кусок хлеба они дрались друг с другом. На один кусочек хлеба могла броситься целая куча заключенных. Когда кому-то все же удавалось заполучить этот кусок, и он пытался его съесть, остальные бросались на него и пытались отобрать. Еду бросали не для того, чтобы накормить несчастных, а чтобы развлечься таким образом».
Или еще один пример: F. F., возраст 48 лет, проживающий в г. Карашок, был допрошен в конторе ленсмана 26 апреля 1946 г., ознакомлен с материалами дела, осознал свою ответственность как свидетеля и дал добровольно следующие показания:
«Сербы, которых я видел, были тощими и жалкими. Одежды на них почти никакой не было, головные уборы мало у кого были, и если были – не соответствовали климату. Не будет преувеличением сказать, что на них были сплошные лохмотья, и сплошь и рядом видны были голая рука или нога.
Обуви у них не было. В сильный мороз они шли босяком, завернув ноги в куски мешковины. На руках тоже ничего не было. Я полагаю, что у них не было и возможности как следует помыться и привести себя в порядок. Все, кого я видел, были небритыми и грязными. Но я не думаю, что причиной этого была их нечистоплотность, ведь среди них был врач, насколько я слышал.
Весь сербский лагерь был позорным пятном для всего церковного прихода, и здесь все знали, в каких условиях они живут и как с ними обходятся».
G. G., возраст 40 лет, проживающий в г. Карашок, был допрошен в конторе ленсмана 29 апреля 1946 г., ознакомлен с материалами дела, осознал свою ответственность как свидетеля и дал добровольно следующие показания:
«Как-то раз мы с одним парнем спрятали еду в поленнице. Ее нашли четверо сербов. Еды там было на одного человека, но они ее поделили между собой. Мы стояли невдалеке и наблюдали. Когда они поняли, что еда от нас, то встали на колени, скрестили руки на груди и поблагодарили нас.
Заключенные были одеты в лохмотья, но со временем стало немного лучше. Это объяснялось тем, что они делили между собой лохмотья своих умерших с голоду или убитых товарищей. Во всяком случае, так я это понял. Никак не скрывалось, что это был лагерь уничтожения, и что узников морили голодом и истязали преднамеренно».
ЖЕСТОКОЕ ОБРАЩЕНИЕ И ХОЛОД
Н. Н., возраст 41 год, проживающий в г. Карашок, был допрошен в конторе ленсмана 13 июня 1946 г., ознакомлен с материалами дела, осознал свою ответственность как свидетеля и дал добровольно следующие показания:
«В 1942 г. здесь в городе Карашок были заключенные, и я узнал, что это были сербы. За ними одно время надзирали немцы, но позднее появились и норвежские парни. Жестокое обращение с узниками было обычным делом, и дня не проходило, чтобы кого-нибудь из заключенных товарищи не приносили домой на руках. Все узники были очень плохо одеты, хотя температура в отдельные дни опускалась ниже 25 градусов мороза. Нередко приходилось видеть заключенных с голыми руками или ногами. Можно с уверенностью сказать, что эти люди подвергались нечеловеческим мучениям».
Записано со слов I. I., возраст 65 лет, проживающего в г. Карашок, допрошенного в конторе ленсмана 4 декабря, осознающего свою ответственность как свидетеля:
«Он живет в северной части города Карашок в районе, прилегающем к церкви, под горой, где у немцев был лагерь с бараками. Сербский лагерь был чуть дальше на той же горке. У немцев в бараках тогда не было водопровода, и они заставляли сербских заключенных таскать воду из реки в лагерь, на расстояние в несколько сотен метров.
По дороге узники проходили в восемь часов утра мимо его дома, прямо под окном. Каждый из них нес три баула с водой, по 20 л каждый, – по баулу в каждой руке и один на спине. В гору вела лестница с деревянными ступенями. Каждый раз, когда кто-нибудь из сербов замедлял ход, охранник ударял его тонкой жердью. Свидетель ни разу не видел, чтобы охранник бил их прикладом винтовки. Многих, кто не мог подняться по лестнице, били так, что они уже не вставали. Потом их втаскивали на горку, и свидетель не знает, что с ними делали. Свидетель обратил внимание на одного долговязого серба в караване. Его били, пока он не упал и уже не смог подняться. Потом его втащили наверх, и больше он его не видел.
Иногда заключенных заставляли входить в реку в одежде, и они выходили, насквозь промокшие. Одним холодным сентябрьским днем, когда солнце спряталось и дул сильный ветер, свидетель и еще несколько человек видели, как немцы пригнали к реке несколько сотен сербов. У подножья горки Самюэля Сульбаккен их заставили раздеться донага и зайти в воду. Тех, кто сопротивлялся, стегали кнутом. Сербы пробыли в воде, достигавшей под грудь, около пяти минут. Затем им приказали выйти и одеться, что они и сделали, дрожа и стуча зубами. Свидетель полагает, что «купание» не преследовало гигиенические цели, а было скорее «наказанием», частью систематического террора, которому они подвергались. Затем заключенных провели мимо его дома обратно в лагерь.
Однажды осенью, когда земля уже слегка подмерзла, свидетель шел по дороге от Галгебруа мимо участка Йенса Ульсена. На расстоянии тридцати метров от участка он увидел две свежевырытые могилы, каждая размером семь-восемь метров длиной и 3 метра шириной (на дне ширина была 2 метра) и глубиной около трех метров. Охранников рядом не было. Могилы были у подножья небольшой горки, куда спускалась лестница. Когда он проходил мимо этого места через неделю, могилы были засыпаны землей и прикрыты дёрном. Охранников и на этот раз не было».
J. J., возраст – 35 лет, проживающий в г. Карашок, был допрошен в конторе ленсмана 25 мая 1946 г., ознакомлен с материалами дела, осознал свою ответственность как свидетеля и дал добровольно следующие показания:
«Летом 1942 г. в Карашок поступили сербские узники, охранниками были как немцы, так и норвежцы. Нам эти сербы казались странными – они были «кожа да кости», ходячие скелеты, но некоторые из них были красивыми и статными парнями. У многих были видны следы жестокого обращения, по ним было видно, что они потеряли всякую надежду на то, что в мире еще есть справедливость и милосердие. Я часто наблюдал за этими бедными людьми, идущими через Карашок на работу и обратно. Некоторые из них еще не потеряли надежду и несмотря на перенесенные муки могли сказать доброе слово и улыбнуться. Многие заключенные были уже инвалидами, они едва хромали, однако немцы и норвежские охранники безжалостно подстегивали их ударами палки или приклада. Я много раз видел, как узники падали от побоев и не могли подняться. Тогда другим приказывали отнести их обратно в лагерь. На рабочих местах их доводили до полного изнеможения. Если кто-нибудь хотел минуту передохнуть, на него тотчас же налетал охранник с палкой. У меня сложилось впечатление, что задачей охранников было истязать и убивать как можно больше узников. Их, очевидно, специально этому обучали».
