Иной взгляд
Мы излагали описания сербов охранниками сдержанно и подробно. Такой метод имеет большие преимущества, однако он подавляет чувства и мешает созданию целостностного впечатления. Попробуем оценить все изложенное нами несколько по-другому.
Опыт, полученный в концентрационном лагере выходит за рамки обычного человеческого опыта – это в полной мере относится как к членам экстремальной группы, так и контрастной. Пережитое потрясло охранников, оно совершенно не соотносилось с их предыдущим опытом, что заставляло так или иначе реагировать на происходящее. Обращают на себя внимание две диаметрально противоположные реакции. Некоторые охранники так и не смогли увидеть, что перед ними – люди. Для них заключенные были серой массой, а не отдельными индивидами и личностями. С этой массой у них не было никаких контактов и никаких разговоров на обычные, «человеческие» темы. Они не идентифицировали себя с этой массой. Они никогда не могли бы стать такими, как эта серая толпа за колючей проволокой и поступать так, как они. Движение этой массы за колючей проволокой было не движением людей, а непонятными колебаниями в стаде животных. Опасная и злобная масса, без привычных способов реакции и понятного поведения. Этой массе были присущи злые качества. Стремление урвать еду. Стремление выбиться вперед ценой чужих жизней. Такому может быть лишь одно объяснение – злость и бесчеловечность. Это были не люди. Это были звери. Звери в человеческом облике. Звери, которых надо было усмирять, приручать и наказывать. Люди должны усмирять зверей. Люди должны поддерживать порядок. Это можно сделать лишь с помощью ВЛАСТИ. А зверей было много. Огромная масса. И они все равно умирали. Несколько ударов, несколько выстрелов, несколько пинков ногой были каплей в море. Звери убивали друг друга, их убивали немцы, они мерли, как мухи. Несколько ударов ничего не значили, их наносили для поддержания порядка, и никто их не замечал. Удар, если зверь подходил слишком близко, выстрел, если отходил слишком далеко. Они были даже хуже зверей – злые, больные, серые. Это не было убийством, потому что они не были людьми. Они были массой, серой, вонючей, нечистоплотной массой.
Другие увидели нечто большее. Вначале лишь серую массу, как и первые. Но затем они постепенно разглядели нечто большее, чем массу: человеческие черты, знакомое лицо, которое они видели каждый день, в отчаянии или радости. Радость горбушке хлеба или перерыву в работе. Потом это лицо превратилось в личность. Со своими заботами и горестями. Были и другие радости – семейная фотография с улыбающимися людьми на веранде, похожая на фотографии, сделанные в Норвегии. Постепенно появились еще лица, превратились в людей, отдельных индивидов, попавших в ужасную ситуацию. Такую, с которой вряд ли мог бы справиться норвежец. Ситуацию, которая сломила бы многих. Эти люди были также сломлены, но они продолжали жить – так или иначе. Очумевшие от голода, холода и страха. Но это были люди. Такие же, как мы. Люди, которым надо было помочь, хотя бы немножко. Люди, к которым надо было относиться как к людям. Не бить и не стрелять, а помочь.
IX. Выводы
Перед нами выводы студента-социолога из данного исследования на 1 января 1952 г. Он надеется вернуться к данному материалу позднее, чтобы осмыслить его более глобально на базе будущих теоретических знаний.
1. Пребывание в концентрационном лагере и предваряющий это пребывание арест ведут к изменению поведения заключенных по сравнению с прежней ситуацией. Модели поведения, свойственные нормальной жизни, целиком разрушаются и вместо них возникают новые.
2. Сербские лагеря в Северной Норвегии могут быть во всех отношениях приравнены к концентрационным лагерям типа лагерей уничтожения.
3. Часть норвежских охранников в сербских лагерях принимали активное участие в жестоком обращении с заключенными и их убийстве, в то время как остальные норвежцы, находившиеся в такой же ситуации, не делали этого.
4. Мы не обнаружили различия между охранниками, виновными в злодеяниях по отношению к заключенным и их убийстве, и остальными охранниками, которое было бы связано с их поведением до службы в лагере. Имеются в виду их профессии, совершение ими уголовных преступлений, степень авторитарности их личности и их общее отношение к различным группам людей, за исключением сербов.
5. Напротив, они отличались от остальных тем, что были моложе и попали в условия, которые вызвали у них более сильную фрустрацию, чем у остальных. Они воспринимали эту фрустрацию острее, а также имели иное представление о сербах и иное отношение к ним, чем остальные.
6. а) Представление о сербах и отношение к ним у тех охранников, которые жестоко обращались с ними и убивали их, основывались на непонимании пункта 1.
б) Наряду с непониманием воздействия обстановки концентрационного лагеря на сербов и, возможно, по причине такого непонимания, эти охранники описывали сербов как однородную массу без нюансов, что указывает на почти полное отсутствие контактов с ними.
в) Их описания свидетельствуют также об отсутствии идентификации с сербами.
г) Их описания говорят также о том, что они воспринимали сербов как людей с целым рядом неполноценных качеств, занимающих промежуточное положение между животным и человеком, а также
д) как группу людей, внушающих им страх.
7. Такое восприятие сербов и отношение к ним были, вероятно, характерны для них еще до того, как они проявили себя как мучители и убийцы сербов, и послужили таким образом, предпосылкой для их поведения в лагере. Во всяком случае, чрезвычайно вероятно, что данное различие в отношении существовало как до их пребывания в лагере, так и во время этого пребывания.
8. Поэтому весьма возможно, что пункт 6 представляет собой механизм, который сделал возможным жестокое обращение и убийство, и позволил им отказаться от своей системы норм в данном единственном случае и сохранить эту систему в других случаях, тем самым избавив их от полной реорганизации общей системы норм.
Можно представить все это также и по-другому. Социальная ситуация может побудить человека к таким моделям поведения – также и по отношению друг к другу, – которые раньше были им совсем несвойственны. Голод и нужда, доведенные до крайности, приводят к крайней степени примитивизации. К этому приводит также и наблюдение примитивизации у других, в случае если наблюдатель не понимает причины этой примитивизации, а кроме того, подвергается давлению извне.
Охранники, которые издевались над заключенными в концентрационных лагерях и убивали их, были моложе и неопытнее – в данном случае это касается способности судить о причине и следствии, – чем те, кто в такой же ситуации не издевался и не убивал. Возможно, они также были более активны и подвержены чужому влиянию. Однако в остальном они в своем большинстве не отличались от других молодых людей из соответствующих социально-экономических слоев общества, получивших такое же идеологическое воспитание.
Возможно, что они придерживались тех же норм поведения, имели такие же мнения и могли бы стать такими же, как и другие молодые люди. И что очень важно – другие могли бы стать такими же, как они, если бы попали в такую же ситуацию и подверглись такому же давлению. И другие молодые люди точно так же не поняли бы и возможно изменили бы систему норм в отношении сербов.
