Я была очень благодарна Волшебной Горлянке за все, что она делала для меня все эти годы. Она стала мне матерью. Но теперь мне не требовалось ее одобрение. И пусть она пригрозила мне, что не поедет со мной в дом моего мужа, — все ее угрозы за прошедшие годы обычно оказывались ложными. Хотя на этот раз она может сдержать свое обещание, когда узнает, как и я только что узнала, что семья Вековечного живет в маленькой деревне под названием Лунный Пруд, в трехстах милях отсюда.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ДЕРЕВНЯ ЛУННЫЙ ПРУД
Из Шанхая в деревню Лунный Пруд, 1925 год
Вайолет
Летняя жара, растопив мое тело, изливалась влагой, стекающей по лицу и превращающей пыль в грязные слезы. И только начавшийся дождь смыл эти серые потеки на моих щеках, смягчил дороги и углубил колеи, позволив нам двигаться дальше.
Мы начали путешествие в деревню Лунный Пруд три недели назад. Вековечный сказал, что поедет с нами и позаботится о нашей безопасности и комфорте. Но за несколько дней до поездки его срочно вызвали из Шанхая. У него были дела где-то на юге. Очень важные — так он сказал. Ему придется добираться в Лунный Пруд другой дорогой, и, если ему повезет, он прибудет туда раньше нас. Он заверил, что наше путешествие будет совершенно безопасным. Путь до деревни не опасный, и он ни разу не слышал, чтобы путешественники повстречались с бандитами или их подстерегали другие беды.
— Худшее, что с вами может случиться в дороге, — сказал он, — это страшная скука.
Он оказался прав. Я уже была основательно измотана путешествием и гадала, сколько еще смогу продержаться. Мы все время двигались на запад, в глубь страны, по извилистому пути, по которому сам черт не решился бы поехать, — сначала мимо городов, потом мимо небольших провинциальных центров и торговых поселений, которые становились все меньше и меньше и располагались все в более пустынных местах, где не было ни поездов, ни машин, ни пароходов или почтовых судов, ни барж, ни даже рыбацких лодок, которые могли бы перевезти нас от одной речной развилки до другой. У последнего городка, стоящего у реки, Волшебная Горлянка нашла возчика, который ожидал на причале прибывших туда чудаков. У него было честное лицо. Называл он себя Старым Скакуном, видимо, чтобы имя свидетельствовало о значительном опыте в профессии. Он заявил, что у него лучшая повозка в пяти провинциях, которая когда-то принадлежала военачальнику. Старый Скакун просил за нее как за дорогой экипаж, к которому прилагались два осла, дополнительная тележка, услуги возницы и могучие плечи двух крепких мужчин, которые оказались его недоумками-сыновьями. В результате сделки нам пришлось трястись на сломанном сиденье с торчащими пружинами, которое, может, когда-то и принадлежало экипажу богача, но было вырвано из него и водружено на влекомую мулами тележку, с навесом из потрепанной клеенки и побитого молью шелка. Возница все еще настаивал, что конструкция тележки была лучшей в своем роде и что если он врет, то Волшебной Горлянке стоит пешком пройти через все пять провинций.
Каждый день она снова и снова проклинала Старого Скакуна и двух его сыновей, которые только и делали, что ухмылялись, видимо, чтобы еще больше ее разозлить.
— Вот такие идиоты и живут в месте, которое названо в честь пруда, — говорила она. — Ты понятия не имеешь, что такое деревня, малышка Вайолет. Ты можешь изменить образ мыслей… но это все, что ты вообще сможешь там поменять. В подобных местах женщины кончают с собой, потому что не видят другого способа оттуда сбежать.
Поднялся сильный ветер, и Горлянка обернула шею и голову платком, чтобы защититься от пыли. Видны были только ее прищуренные глаза, и она напоминала живого мертвеца, замотанного в бинты, как мумия. Но ветер оказался такой силы, что сорвал с ее лица платок. Всего несколько мгновений назад по небу мирно плыли кудрявые облачка, напоминающие соцветия цветной капусты. А теперь там зловеще темнело море из набухших туч. Я думала, что мы оставили позади свои беды, но, возможно, они только начинались. Мы уже встретили немало знаков, говорящих о том, что нам лучше повернуть назад. Два дня назад у повозки отлетело колесо, и мы два часа прождали, пока его поставят на место. Потом была еще одна задержка: нам показалось, что один из ослов совсем ослабел. Несколько часов он отказывался двинуться с места. Ветер растрепал мои волосы и разметал их по лицу, а потом нам на головы стали падать капли размером с лист. Мы даже не успели спрыгнуть с повозки, чтобы спрятаться под ней от дождя, как в желто-зеленые рисовые поля ударила молния. Густая трава начала колыхаться то в одну сторону, то в другую, будто поле было живым существом, которое тяжело дышало, меняя цвет с желтого на зеленый. Еще одна яркая вспышка — и внезапно пролился дождь. Он смыл грязь с моего лица и насквозь промочил одежду. За считанные минуты поток воды с неба так размягчил и углубил колею, что когда мы попытались тронуться с места, колеса увязли в грязи, и мы застряли. Эдвард в своих путевых заметках писал о подобном происшествии. Он взял доски и стал поворачивать их, будто стрелки часов, а потом упал лицом в грязь. Я громко засмеялась, вспомнив об этом, из-за чего Старый Скакун, видно, решил, что я смеюсь над его усилиями по нашему спасению.
Волшебная Горлянка вытащила ногу из туфли, а потом вытянула и саму туфлю из грязи.
— Возможно, это твоя судьба. Но почему моя судьба должна быть связана с твоей? Что я сделала тебе плохого в нашей прошлой жизни? Скажи мне, чтобы я могла отдать тебе долг и пойти своим путем. Я не хочу в будущей жизни стать твоим ослом, чтобы ты, уставившись на мою задницу, погоняла меня.
Когда же мы наконец снова тронулись в путь, она сказала:
— Почему мы вообще туда торопимся? Чтобы встретиться с кучкой деревенщины с претензиями на фамильную ученость?
@@
Перед тем как покинуть Шанхай, Волшебная Горлянка вывалила на меня все свои опасения, чтобы заставить меня передумать.
— Они окажутся конфуцианцами до кончиков пальцев, — говорила она. — Теми самыми, которые станут рвать тебе волосы, если ты будешь недостаточно расторопно повиноваться. Тебе придется почитать каждого из членов семьи, от старого до самого юного, кланяясь ему соответственно его возрасту. А твое место в семье будет в самом низу, рядом с курами. Думаешь, Матушка Ма была жестокой? Погоди, у свекрови ты в полной мере узнаешь, что такое рабство! Ты себе даже представить этого не можешь. Я это прочувствовала, пусть и недолго все это продолжалось. Мой сладкоголосый обманщик говорил, что в старости я не буду знать забот и попаду на небеса. Он не сказал, что сперва мне придется пройти через ад в деревне его предков. Я даже одного месяца выдержать не смогла. Я сказала себе: почему я должна умирать ради матери этого идиота? Лучше стану уличной проституткой, чем его наложницей.
— Но я буду женой, а не наложницей.
— Эй-я! Ты думаешь, что к тебе, модной красотке из Шанхая с американским лицом, отнесутся лучше? Посмотри-ка на свои огромные хлюпающие ступни. Люди в деревне будут в ужасе, увидев их. А зеленые, будто ящерицы, глаза! Они подумают, что ты лисица-оборотень. Станут тыкать тебя носом в каждую твою ошибку. Тебе придется проглатывать несправедливые обвинения, говорить очень редко и никогда не жаловаться, стоически выносить сплетни о себе и не выказывать гнев и со всем пылом соглашаться, что в прежние времена было лучше, — притворно жеманным голосом она произнесла: — Да, матушка, спасибо вам за то, что побили меня, это будет мне наукой, — и она изобразила руками мелкую семенящую походку. — Тебе лучше начать тренироваться с этого дня.
