II случай, г. Э. Ощущение вкусовое безошибочно и ясно для всех четырех кардинальных вкусов – соленого, сладкого, кислого и горького. Мы имели для опытов 4 склянки с соответствующими растворами. Приняв испытуемый раствор на остаток корня языка, г. Э. старался разлить жидкость в полости рта, чтобы привести ее в соприкосновение с наибольшей поверхностью слизистой оболочки, и затем немедленно определял вкусовое ощущение, всякий раз совершенно точно. Мы заметили уже, что и более сложные и тонкие вкусовые ощущения, например от табака или вина, определялись г. Э. точно и безошибочно.
IV случай: священник Лукинский. Вкусовые ощущения на корне языка: сладкий и горький растворы ощущались ясно, 1 – раствор поваренной соли; № 2 – сахара; № 3 – соляной кислоты; № 4 – сернокислого хинина.
Ощущение кислого вкуса на корне языка не ощущалось ясно, даже и от концентрированного раствора. При смазывании слизистой оболочки мягкого неба горьким и сладким растворами не получалось вкусовых ощущений до тех пор, пока больной не проглатывал жидкость; другими словами, он должен был коснуться корнем языка до испытуемой жидкости и тогда только получал вкусовое ощущение.
Исследование дна полости рта. На дне полости рта находилась рубцовая ткань, потому что весь мышечный слой был вырезан. Здесь ни одно из кардинальных вкусовых ощущений не получалось: всякий раз ощущался вкус употребленного раствора только тогда, когда больной делал глотательное движение, т. е. приводил корень языка в соприкосновение с испытуемой жидкостью.
Итак, произведенные опыты свидетельствуют, что орган вкуса есть только язык. Может быть, не все части языка одинаково воспринимают каждое вкусовое ощущение. Последнее предположение мы высказываем на основании данных, полученных при опытах над священником Лукинским; у него на корне языка неясно было ощущение соленого вкуса и очень неясно – кислого.
В. Речь оперированных после иссечения языка оставалась ясной не в меньшей мере, чем до операции. Скорее можно сказать, что оперированные говорили если не яснее, то свободнее после операции. Это с большим или меньшим правом можно утверждать по отношению к четвертому случаю. У священника Лукинского нижняя поверхность языка и дно полости рта представляли сплошную массу очень твердого ракового инфильтрата, плотно спаянного со внутреннею поверхностью нижней челюсти. Язык был буквально припаян ко дну рта и оставался неподвижным; к тому же всякая попытка произнести слово вызывала жестокие боли в языке. Боли исчезли после операции. У отца Лукинского речь после операции была яснее, чем до операции.
Приводим опыты относительно свойств речи, произведенные над г. Э., у которого иссечен был весь язык до самого надгортанного хряща.
1) Гласные буквы г. Э. произносил отчетливо; только буквы ю, я произносились как иу, иа, ия.
2) Что касается до согласных звуков, то здесь замечались различные уклонения и неясности в произношении так называемых язычных и небных звуков. Между язычными и небными согласными звуками нет строгой разницы: для произношения небных звуков необходимо содействие языка и vice versa. Большее или меньшее смыкание просвета рта или совершенное замыкание его при произнесении небных звуков возможны только тогда, когда спинка языка приближается к небу или касается его. За невозможностью выговорить некоторые из этих звуков г. Э. заменял их иногда губными звуками, подражая произношением их требуемым в действительности звуком. предлагалось произносить все звуки русской азбуки; кроме отдельных звуков букв мы предлагали ему произносить их в сочетании с различными гласными и согласными (слоги), для того чтобы еще точнее определить те уклонения от правильного произношения, которые зависели от потери языка. Для большей ясности изложения мы представим все согласные звуки русской азбуки в трех отделах:
Мы сказали уже, что произношение всех губных согласных звуков у г. Э. было ясно. Нельзя сказать того же относительно произношения язычных согласных звуков.
Буква г произносилась ясно со всеми гласными звуками; только тю произносилось как ш, тя – как тиа.
Буква д произносилась большей частью неясно; в разговоре звук д заменялся часто звуком бе или ее. Особенно неясно произносились слоги ды, дю (что-то вроде диу), дя. Звук д не был слышен отчетливо вообще, а иногда получалось что-то вроде английского звука the.
Буква с произносилась ясно, за исключением сочетания сю, выливавшегося всегда в звук си.
Буква ш не произносилась: она превращалась всегда в звук с.
Буква щ – сц.
Буква ц произносилась ясно только с гласною е, т. е. в виде слога це; со всеми другими гласными получались звуки с предшествующей буквой т. Так, г. Э. произносил тца, тци, тцо и т. д.
Произношение буквы ч приближалось к звуку ц.
Буква ж выливалась в звук зж; только с гласной а получался более отчетливый звук – за вместо жа.
Буква з произносилась ясно.
Буква л произносилась довольно ясно, но не всякий раз: так, ле произносилась как лэ, ли – как лы, лю – неясно, как будто лиу; ля – как лиа.
Буква н произносилась ясно; но сочетание ее с некоторыми гласными представляло большое затруднение для произношения, а именно: ни произносилось как ньы, ню – как ниу, ня – как ниа.
Букву р больной произносил как эль; при сочетании же р со всеми гласными у него получался звук х. Так, г. Э. произносил ра как ха, ре – как хе и т. д.
Небные звуки представляли для произношения такое же затруднение, как и язычные. Так, буква к произносилась вообще ясно, но слог ка произносился как къи, кю – как киу, ка – как киа.
Произношение буквы г было мало ясное; скорее получался звук малороссийского г (латинского h). Притом слог гю произносился всегда как гу, гя – как га.
Буква х произносилась ясно.
Кроме неясности произношений некоторых звуков у лиц, потерявших язык, изменяется свойство голоса (timbre). Речь их напоминает отчасти речь глухих людей, которые лишены возможности контролировать степень напряжения своего голоса: отсюда отсутствие музыкальности или интонации голоса. Это зависит, вероятно, от того, что размеры резонатора изменены, т. е. полость рта после потери языка увеличивается и почти не изменяет своих размеров при произношении различных звуков речи. Очень возможно, что силой упражнения такие больные вырабатывают себе известные приемы приспособления. Наблюдения наши обнимают непродолжительное время после операции, и потому мы не имеем возможности судить о степени такого приспособления. Но, что оно вообще возможно, об этом свидетельствуют случаи Roland de Bellebat и Auran’a
[58]. Оба они наблюдали субъектов, потерявших язык (от омертвения) еще в детстве. Полость рта у них представляла весьма характерные изменения, свидетельствовавшие об известной мере приспособления. Так, губы у них западали кзади в полость рта, свод твердого неба был почти сглажен, миндалевидные железы выпячивались значительно в полость зева и рта (les amygdales etaient protuberantes), да и на дне полости рта замечались с боков возвышения, развивавшиеся, очевидно, под влиянием сокращения оставшихся мышц. Подобные же изменения, вероятно, под влиянием усилий уменьшить просвет полости рта при известных функциональных отправлениях могут происходить и у лиц, которые лишаются языка в позднейшие годы. Разумеется, изменения эти могут обнаружиться лишь по истечении значительного промежутка времени после операции.
