– И как же зовут эту счастливицу?
– Не знаю.
– То есть как это? – опешил Штейн. – Вы разве не знакомы? Ах, я понял! Ваши чувства тайны и она ничего о них не знает?
– Нельзя сказать, что мы совсем не знакомы, – Эрих пожал плечами. – Я провёл с ней одну ночь.
Возможно, на этом моменте Штейну полагалось высказаться о нравах современной молодёжи, осуждающе нахмуриться или ещё что-либо в этом роде. Но Эрих не следил за его реакцией.
– Она поступила в наш военно-полевой госпиталь на Росс-128 с травмой грудной клетки: обширным гемотораксом и тампонадой сердца. Мы провели дренирование плевральной полости и полости перикарда. Полидоканол закончился, пришлось обойтись только антибиотиками. Я дежурил рядом с ней всю ночь, следил за показателями пульса и давления, слушал дыхание, держал её руку. Но к утру она всё равно умерла, не приходя в сознание. Сердце не выдержало.
– Ох, Эрих, мне так жаль… – Крокус горестно всплеснул руками. – Однако… Простите, но я не совсем понял: вы были знакомы до этого?
– Нет. Она была из команды журналистов, освещавших теракты в колонии. Документов при ней не нашли. Только планшет, но на нём были только фотографии и несколько аудиозаписей. Никто её не искал, никто не пришёл забрать вещи. Поэтому я взял планшет себе. На снимках были разные планеты, разные колонии, разные люди, бежавшие от военных конфликтов. Некоторые места я даже узнал. А аудиозаписи оказались дневником. Из него я узнал, что она была членом «Маат» – объединения журналистов, которые говорят правду там, где правительство пытается замолчать её.
– Я слышал о них, – закивал профессор. – В новостях рассказывали об утечке радиации на Парадизе-5: Конфедерация не высылала помощь и не начинала эвакуацию до тех пор, пока эти ребята не включили прямой эфир оттуда. Ох, какой тогда был скандал…
– А ещё была Виктва-1, – кивнул Эрих. – Командование приказало войскам удерживать колонию от вторжения гарргола. Их высадилось слишком много, колония была обречена. Но приказ на эвакуацию был получен лишь после попадания в инфонет фотографий с места событий. Я был там, на Виктве. И, возможно, жив сейчас только благодаря тому, что в мире есть такие, как она. Она хотела сделать этот мир лучше. И, в отличие от меня, ей это удавалось.
Эрих замолчал и отложил карты: играть больше не хотелось. Хотелось напиться. Но в сочетании с окружающим смрадом это грозило жёсткой интоксикацией. А валяться в обнимку с тазиком, когда после посадки могла потребоваться его помощь, Эрих позволить себе не мог.
– Я часто слушал её дневник. Пересматривал фотографии. Помимо работы там было и личное: что она любит, о чём мечтает. Я чувствовал, будто мы знакомы всю жизнь. Ей я могу рассказать всё, что не рассказал бы никому другому. И не бояться, что она не поймёт.
– Вы говорите с ней? – осторожно вклинился Штейн. А получив утвердительный кивок, откровенно встревожился: – И она… отвечает?
– Нет, – спокойно отозвался Эрих. – Я осознаю, что её нет. Я видел её мёртвой. И у меня нет проблем с психикой.
Профессор беспокойно поёрзал на койке, явно смущённый столь прямым ответом, но тут же спросил ещё:
– Вы поэтому и ушли из Красного Креста? Из-за того, что не смогли помочь ей?
– Нет. Ушёл я гораздо позже, – Эрих на секунду задумался. – Или да. Но не потому, что не спас её. Люди умирают. Я давно принял тот факт, что не смогу помочь всем. Просто с тех пор, как она со мной… Вам знакомо чувство, когда делаешь что-то неприглядное и в этот момент вдруг вспоминаешь о человеке, которым восхищаешься: что он подумал бы, увидев тебя сейчас? Когда я начал задавать себе этот вопрос, очень многое, на что раньше я закрывал глаза, оказалось неприемлемым. Незаконный оборот лекарств, из-за которого их может не хватить в критический момент. Как это случилось с ней. То, что военные компании приплачивают руководству, чтобы в первую очередь помощь оказывалась раненым солдатам, а не гражданскому населению. Что Красный Крест, призванный быть нейтральным и беспристрастным, заключает платные контракты и перебрасывает свои подразделения туда, куда укажут, а не туда, где больше всего нужна помощь. Правда… – он мрачно усмехнулся, – уйти оказалось гораздо проще, чем решить, что делать со своей жизнью дальше.
– Помилуйте, Эрих, какие ваши годы! – воскликнул профессор. – Вы обязательно что-нибудь придумаете!
– Да. Думаю, да. Если раньше не сопьюсь.
Корабль мягко качнулся, и голос пилота из громкоговорителей оповестил о необходимости занять места и пристегнуть ремни. Корабль входил в гравитационное поле планеты.
– Надеюсь, в ближайшее время скучать нам не придётся! – Крокус сверкнул глазами, воодушевлённо вскакивая с места, но тут же, спохватившись, вернулся в койку и принялся возиться с ремнями безопасности.
Эрих последовал его примеру и невольно улыбнулся: от предвкушения к лицу Штейна даже немного вернулся румянец.
Хотел бы Эрих сам хоть чему-нибудь так искренне радоваться.
* * *
Планета Дагон сияла белизной, красуясь снежными шапками: те простирались от обоих полюсов и сдавали позиции лишь ближе к условной линии тропиков. Однако, несмотря на избыток кислорода в атмосфере, явно намекавший на наличие растительности, следов зелени не наблюдалось даже близ экватора. Эйнсток не видел в этом ничего удивительного: период обращения Дагона вокруг звёздной системы равнялся более чем полутора тысячам земных лет, и сейчас планета как раз двигалась к афелию. Логичным было предположить, что флора планеты либо ещё не вышла на сушу из экваториального океана, либо, напротив, практически вымерла при приближении планеты к очередному ледниковому периоду длиною в сотни лет. Рассчитывать на многообразие фауны в таких условиях тоже не следовало. А жаль. Ведь в пополнении нуждался не только запас воды, но и пищевой органики.
Капитан приказал садиться. С выбором места пришлось изрядно повозиться: растянувшиеся на десятки и сотни километров белые равнины казались весьма привлекательным вариантом, однако, не зная ни глубины, ни плотности снега, Эйн не рискнул сажать здесь корабль. Редкие горные цепи не годились тоже, а свободный от снега экватор был сплошь покрыт океаном без единого клочка суши. Лишь спустя полтора часа поисков Эйну удалось найти достаточно пологое и не занесённое снегом каменистое плато. Хаотично разбросанные каменные глыбы прилично мешали обзору, однако в остальном условия для высадки экипажа были вполне приемлемыми: двадцать восемь процентов кислорода, сила тяжести в восемь десятых g, минус восемь градусов по Цельсию. Правда, когда «Вайндо» завершил процедуру шлюзования, стало заметно холоднее: на планету стремительно спускались сумерки. Темнеющее небо сыпало снежной крупой, а ветер крепчал, угрожая через час-другой вовсе обернуться метелью.
Но привередничать не приходилось: процедура аварийной санобработки предусматривала применение токсичных реагентов, и корабельный ИИ не позволял запустить её, не убедившись в полном отсутствии людей. А после – герметично запечатывал корабль на время очистки, так что ближайшие час-полтора команде в полном составе, включая и пленницу, предстояло дышать свежим воздухом и любоваться снежными просторами. Недовольных не наблюдалось: экипаж готов был выпрыгнуть хоть в сердце коллапсирующего квазара, лишь бы ни минутой дольше не находиться среди зловония корабельных палуб. Тем более что лёгкий морозец компенсировался терморегуляцией скафандров. В шлемах не было нужды: воздух был нетоксичен и приятен на вкус, а с небольшой отрицательной температурой скафандр справлялся и без герметизации.
