Иррэн в два глотка допила бренди, на секунду зажмурилась, ожидая, пока огненный комок прокатится через горло и упадёт в желудок, и тут же двинула опустевший бокал обратно к Кристофу.
– CS на твоих жетонах, – потянул он, неспешно пододвигая бокал ближе. – «Космические акулы», спецназ. Туда просто так не попадают.
– За просто так никто бы мне даже на подсрачник не расщедрился, – Иррэн фыркнула. – Пришлось отвалить охренеллион кредитов за цветистую рекомендацию из элитной военной школы. Почти все деньги, что у меня тогда были. Но оно того стоило. «Акулам» отлично платили. И там было весело.
– Почему тогда ушла?
Иррэн молча затянулась. Выдохнула, затянулась ещё раз. И что ему вдруг за хре́ново дело до её жизни?.. Ответ, наверное, стоило поискать где-то на дне стакана.
– Не сошлись во мнениях, – долгий глоток. – С командованием. В трактовке дисциплинарного устава.
Кажется, ответ Кристофа устроил. Или же он просто уловил неприязненность в её тоне и решил больше не лезть с расспросами.
– Ну а что насчёт тебя? Когда ты решил заделаться контрабандистом? После ухода из армии?
– Скорее уж наоборот, – Кристоф усмехнулся и прикурил новую сигарету. – Капитан эсминца «Салвезза», куда я получил назначение штурманом, промышлял оборотом списанного оружия. Команда была не при делах. Я тоже ничего не знал. Но где-то через месяц службы капитан обратился ко мне сам: корабль ожидал внеплановой комиссии, нужно было срочно переправить имеющийся на борту «лишний» груз покупателю. Я был новым человеком в команде, и если бы что-то пошло не так – капитан сделал бы вид, что не имеет ко мне отношения. Я это прекрасно понимал. Но я справился. И тогда он предложил мне стать его помощником уже на постоянной основе. Я согласился.
– И чем же ты прельстился? – Иррэн насмешливо прищурилась. – Деньгами? Острыми ощущениями? Бандитской романтикой?
– Всем понемногу. И ничем конкретно. Просто оказалось, что у меня отлично получается. И что мне это нравится. – Какое-то время он курил молча. Затем продолжил: – Через полгода капитан продвинул меня до старпома. Через год и вовсе спихнул на меня почти все дела. А ещё через два, когда у меня появилась возможность получить собственный корабль, я лично передоговорился с поставщиками и покупателями и исключил его из схемы.
– Чернейшая неблагодарность! – хохотнула Иррэн. – Это ты тоже провернул просто потому что мог?
– Нет, всё было куда прозаичнее: он слишком мало мне платил.
Кристоф вновь наполнил бокалы.
– И, оставшись один, ты сразу решил расширить бизнес? – продолжила за него Иррэн. – Я про работорговлю.
– Не сразу. Но да. Такие перевозки были довольно опасны, мало кто рисковал ими заниматься. И именно поэтому это было прибыльно. Но… – он глубоко затянулся и медленно выпустил в потолок струю сизого дыма, – оно того не стоило.
Иррэн передвинула пепельницу ближе к себе и затушила окурок. В голове уже прилично шумело, но движения пока ещё оставались чёткими и плавными. Она невольно покосилась на свою левую руку и усмехнулась: в один прекрасный день, в очередной раз спустив полугодовое жалование на обновление сенсоров, она намеренно надралась самым скверным пойлом едва ли не до потери пульса, чтобы проверить, как бионическая рука поведёт себя в подобных условиях. И она повела так, как и положено руке: совершенно отказывалась нормально подчиняться сигналам затуманенного мозга. Это была победа.
Кажется, она слишком уж долго и внимательно пялилась на киберпротез, так что в следующем вопросе Кристофа не было ничего удивительного:
– Как ты потеряла руку?
Губы против воли сжались в тонкую линию.
– А, ерунда. Просто один сукин сын оказался хитрее и быстрее.
– И всё?
– А чего ты ожидал? Душераздирающей истории об ударах судьбы, смирении и преодолении? – она коротко рассмеялась. – Вот уж хрен там. Если кто и получил урок смирения, то только тот говнюк. Потому что грёбаное смирение – для тех, кто уже дохлый.
Кристоф усмехнулся:
– Тебя вообще хоть чем-нибудь можно пронять?
– Надеешься, что ещё не всё перепробовал? – она вновь непринуждённо хохотнула, в очередной раз пододвигая к нему опустевший бокал. – Пожалуй, кое-что есть, да. Я охренеть как боюсь сдохнуть в одиночестве. Так, что рядом не будет ни того, кто назовёт моё имя напоследок, ни того, кому можно будет плюнуть кровью в рожу из последних сил. Сдохнуть в одиночестве – это, мать его, жутко.
Кристоф прикурил очередную, потянулся было за пепельницей, но, не обнаружив её поблизости, протянул руку с сигаретой к Иррэн. Она вытянула ладонь навстречу и едва не вздрогнула от неожиданности, удивлённо сморгнув: его пальцы были ледяными.
– Ты что, замёрз?
Кристоф неопределённо качнул головой. И разлил по новой.
– Ты и сейчас продолжаешь? – вновь заговорила Иррэн. – В смысле – возить контрабанду. После того, как ушёл из армии.
Он кивнул:
– Да. Наработанные связи никуда не делись. Я знаю многих нужных людей, многие нужные люди знают меня. Но стало сложнее.
– Ещё бы. Работодателей для нового прикрытия ты выбрал, прямо скажем, дерьмовых. Лучше бы завёл семью и сделал вид, что пустился в затяжной тур по Внешнему Кольцу на военную пенсию – меньше было бы проблем.
– Я уже был женат. Больше не хочу.
– Что, неудачный опыт? – Иррэн насмешливо фыркнула. – Она хреново готовила? Сношала мозг? Считала, что ты недостаточно зарабатываешь? Или просто…
– Она умерла.
Иррэн сочла за благо заткнуться. Не её это дело – бередить чужие раны. Не её дело – приносить запоздалые и никому не нужные соболезнования. Тем более она никогда этого толком и не умела. И тем сильнее было её удивление, когда в затянувшемся молчании кто-то вдруг спросил её голосом:
– От чего?
Кристоф отстранённо смотрел, как тлеющая в его пальцах сигарета медленно превращается в столбик серого пепла, кренящийся книзу.
– Несчастный случай, – произнёс он, когда Иррэн уже почти перестала ждать ответа. – Мы были на Скайбалл – одной из новоосвоенных планет в Теят Приор. Она очень хотела провести выходные вдали от цивилизации, покататься по снежным пустошам на снегокарте. Для неё это было целое приключение. Мы отъехали уже далеко от форпоста, когда она попросила пустить её за штурвал. Поначалу всё было хорошо. А потом началась метель, и она не заметила занесённой снегом каменной глыбы. Карт перевернулся, от удара почти сразу рванул двигатель. Я успел выбраться, только руки опалил, её вытащил тоже. Рулевой вал насквозь пробил ей грудь. Она лежала на снегу двое суток и не приходила в себя, а я сидел рядом и ничего не мог сделать. Держал её голову, грел руки, что-то говорил. На сотни миль вокруг ни одной живой души, только долбаный спасательный маяк. Сигнал не пробивался сквозь буран. Снег перестал лишь к концу третьего дня. Она перестала дышать сутками раньше. Сколько я ещё так просидел – не знаю. Долго. Ненавижу снег.
