Я выигрываю первый сет 6:2.
К этому времени трибуны уже разбушевались и болеют за меня, аутсайдера, видя, как Swiss Miss
[8] теряет самообладание. Я слышу и чувствую, что болельщики в шоке от происходящего.
Ко второму сету Мартина уже сама не своя и не может выиграть даже очко. Я же неудержима и полностью контролирую матч. Болельщики восторженно выдыхают от моей игры и каждое выигранное мной очко приветствуют все громче. Я, никому не известный квалифаер из Австралии, сношу с корта лучшую теннисистку мира.
Я побеждаю безоговорочно. На одном отрезке матча я выиграла семь геймов подряд и повела во втором сете 4:0. Я вижу, что Мартина уже пала духом, в то время как я сама полна энергии. У меня уже во всем теле звенит адреналин, эмоции переполняют изнутри, но я, как обычно, не даю им выхода.
Во втором сете Мартина не выигрывает ни гейма. На матчболе ее бэкхенд улетает за пределы корта. Шокированная, я вскидываю руки и оборачиваюсь к папе. Но я не вижу его лица – только спину. Он уже встал и уходит со стадиона. Мое сердце падает так же быстро, как взлетело. Вся моя радость моментально испаряется. Своим уходом он показывает, что моя победа для него ничего не значит. Я выиграла за 55 минут, потеряв всего два гейма, и сотворила самую громкую сенсацию на «Шлеме» в Открытой эре, а мой родной отец даже не хочет мне похлопать. Я что, слишком многого прошу? Разве это каприз? Мне становится очень грустно.
Я нахожу его в лаунже для игроков, но он меня не обнимает и не поздравляет. Он даже не говорит «молодец». Да, он выглядит удовлетворенным, но можно подумать, что я победила кого-то из теннисного клуба Фэрфилда. Он бросает только: «Я же говорил, что ты можешь ее обыграть».
Мартина на своей пресс-конференции очень великодушна. «Такое бывает с каждым», – говорит она и добавляет, что проиграла потому, что я сыграла очень хорошо.
На мою пресс-конференцию приходит вся Флит-стрит
[9] и репортеры со всего мира. Я новая звезда: белокурая гроза авторитетов с непроницаемым выражением лица. Я тоже рассыпаюсь в комплиментах Мартине. «У нее есть все удары, на корте она умеет все – она первая ракетка мира. Но, когда я вкатилась в игру, я стала показывать очень хороший теннис. Все сегодня получалось: я знала, что должна играть глубоко, напрягать ее рабочую руку, быть агрессивной и не позволять ей вести игру. Я никакого давления не ощущала, потому что это от нее все ждали победы.
Я постараюсь пройти как можно дальше, но простых матчей не бывает, со всеми сложно. Сегодня я играла расслабленно. Никто не ждал, что я обыграю первую ракетку мира. Я могла бы проиграть и остаться довольна, если бы смогла навязать ей борьбу».
Еще я говорю: «Трудно поверить, что я обыграла Мартину, но мне нужно твердо стоять на ногах и не улетать в облака, потому что уже в следующем матче может произойти что угодно».
Хоть я и говорю, что не могу поверить в победу над Мартиной, сказать по правде, это вранье. Я не удивлена своей победой. Отец заставил меня поверить, что мне по силам ее обыграть.
«Я многим ему обязана. Он знает, над чем мне нужно работать и что исправить», – говорю я журналистам.
Они вспоминают Бирмингем и спрашивают, что отец сказал мне после матча. Я вру. «У него не было слов, – говорю. – Но то, что я обыграла Мартину, еще не значит, что я выиграю турнир».
В зоне для игроков я замечаю, что на меня начинают бросать косые взгляды: типа это еще кто? Так встречают заявивших о себе новичков, а именно это я и сделала. В течение нескольких дней после матча моя популярность взлетает до небес. Я не могу выйти из лаунжа, чтобы меня тут же не окружили. Всем нужен мой автограф. Организаторам даже приходится выделить мне охрану. Журналисты пишут обо мне не унимаясь: все в восторге от нашей истории. Меня описывают как «светловолосую и лучезарную Докич, которая пять лет назад приехала в Сидней из Сербии и тренируется под руководством отца Дамира, водителя грузовика, превратившегося в теннисного гуру».
Никто из них не знает всей правды. Наших темных секретов.
Еще газеты пишут, что мы отпраздновали победу ужином из хлеба, сыра и пиццы. Хлеб, сыр и пицца и правда есть, но не празднование. Мы вчетвером просто возвращаемся в нашу гостиницу «Трэвел Инн» у моста Патни и там в тишине едим. Будто никакой победы над Мартиной и не было.
В последующие дни становится очевидно, что мы с моим «папашей из ада» стали для репортеров навязчивой идеей. Они называют отца «непростым» и без конца пересказывают, как он в Бирмингеме наехал на английских болельщиков из-за натовских бомбардировок Сербии, в результате чего был арестован. Они в восторге от того, что мы живем в бюджетном отеле и ужинаем пролетарскими хлебом с сыром, сидя на кровати перед телевизором. Daily Mail выходит с заголовком «Хлеб и сыр в дешевой гостинице для новой звезды». Другая британская газета сравнивает «клоповник Докичей» с трехэтажными особняками в зеленой уимблдонской деревне, которые за 4500 фунтов в неделю снимают богачи вроде Мартины и русской звезды Анны Курниковой.
Один телеведущий сравнивает нашу гостиницу с притоном. «Она живет в дешевом борделе вниз по улице», – говорит Джулиан Татт, комментируя мой матч. Комната, в которой мы с родителями и Саво живем за 59,99 фунта в ночь, безусловно, очень скромна, но это никак не притон. Позднее Татт приносит извинения за свои слова под угрозой судебного иска от нас и гостиничной сети. Папарацци караулят меня на выходе из гостиницы рано утром. Снимают вообще нас всех, включая Саво.
Я стараюсь не обращать внимания на эту свалившуюся на меня славу и настраиваюсь на второй матч, против Катарины Студениковой из Словакии, на корте № 13 – телевизионном, но отдаленном. Собирается большая группа болельщиков, чьи лица выкрашены в зеленый с желтым, они кричат: «Оззи, оззи, оззи, ой, ой, ой»
[10]. Несмотря на то что профессиональное теннисное сообщество Австралии приняло меня прохладно, болельщики никогда не отказывали мне в поддержке. Здесь они снова полны энтузиазма и шумны и вдохновляют меня. В начале матча я будто бы продолжаю играть с Мартиной и беру первый сет за 23 минуты – 6:0. Во втором, однако, я сдуваюсь; вторая подача меня подводит, и я проигрываю 4:6.
В третьем сете пять последовательных геймов завершаются брейками, и мои нервы на пределе. В одном из эпизодов матча линейный показывает, что у меня аут, хотя я уверена, что попала. Губы у меня дрожат, и я ловлю взгляд отца. У него на лице яростная гримаса – он тоже знает, что мяч был в корте. Как бы ни складывалась для меня игра, выражение его лица всегда наводит на меня страх, а уж тем более – когда я уступаю.
