Он знает, что я скоро поеду домой на тренировочный сбор, и дает мне мобильник, чтобы мы могли поддерживать связь.
* * *
Отец занят обустройством новой жизни на родине. Пока что он в Белграде снял дом. Он вызывает меня туда по телефону. Говорит, что трехнедельную подготовку к американскому хардовому сезону я проведу там. Я слушаюсь. Я уже привыкла по его велению лихорадочно срываться с места, кидать людей и никогда не задавать вопросов. Я, как обычно, просто стараюсь протянуть до конца дня и сохранить рассудок, живя по его безумным правилам.
Когда мы приземляемся в Белграде, я звоню отцу узнать, куда нам ехать. Он в ярости.
– Ты сыграла на Уимблдоне как ничтожество. Дошла только до четвертого круга, – орет он в трубку. – Домой приезжать не смей – оставайтесь с матерью где хотите. Чтобы здесь я вас не видел.
Ну вот, приехали.
Теперь в ярости уже я. Я игрок топ-10. Топ-10. Я одна из лучших теннисисток мира, а ему все мало. Это бред собачий, и я так от него устала. Я понимаю, что у него была непростая жизнь и разные психологические проблемы, но меня тоже это все заколебало. «Будем откровенны, что бы у тебя было, если бы не я и не моя карьера?» – думаю я. Мы бы так и жили на пособие в общежитии для малоимущих без гроша. На грани нищеты. Не было бы у нас ни машин, ни недвижимости, никаких надежд. Он не мог бы купить свои большие дома, дорогие машины и все остальное, на что он там любит тратить деньги. И при этом он не позволяет мне прийти домой? В дом, за который плачу я?
Мы с мамой заселяемся в гостиницу и разбираем чемоданы. С одной стороны, я очень зла, но с другой – и хорошо, что нам не надо возвращаться к нему. Через несколько часов, когда мы уже расположились и отдыхаем, звонит телефон.
– Можете приезжать, – говорит отец.
Мне хочется орать от злости. Сначала он заставил нас заселиться в этот драный отель, а теперь требует, чтобы мы возвращались домой. Он не мог сделать это три часа назад, когда мы только прилетели? Я кладу трубку и смотрю маме в глаза. Она уже столько лет терпит его безумство. Он сломал ей волю, превратил в подобие человека без крупицы собственного достоинства или голоса. Она не получает от него никакой любви. Как и меня, он постоянно называет ее «жалкой коровой». И, несмотря на все это, она его любит и никогда не пойдет против него. Но я начинаю думать, что при поддержке Энрике могу наконец вырваться из этого болота. Что наконец я могу уйти из дома.
Глядя маме в глаза, я спрашиваю, уйдет ли она со мной.
Мы обсуждаем свои возможности и варианты. Как нам сделать это? Ночью? Как купить билеты на самолет, чтобы он не узнал? Сможем ли мы сохранить свои планы в тайне? Где сможем спрятаться?
Но это все пустые надежды. Маме на это не хватит духа – а все потому, что это он заставил ее поверить, что она никчемное существо, что он нужен ей, что без него она не проживет.
Мы собираем вещи и едем в наш новый съемный дом в Белграде.
* * *
Энрике любит писать мне сообщения, и последние два месяца мы на связи практически каждый час. Он не пишет и не звонит, только когда я сплю. Но в Белграде я так не могу – папа постоянно рядом и контролирует каждый мой шаг, а про моего бойфренда он не знает. Энрике не понимает, почему мы вдруг резко перестали общаться. Он знает, что отец у меня неуравновешенный; он читал газеты и слышал мои страшные истории. И все равно я вижу, что ему трудно до конца понять, почему он не может связаться со мной, когда он хочет, как это было два последних месяца. Ситуацию усугубляет то, что Энрике тоже собственник.
– Почему ты не можешь пользоваться телефоном перед отцом? – спрашивает он. – Почему не можешь сказать, что переписываешься с другом?
– Потому что мне нельзя иметь друзей.
В общем, мне снова приходится прятаться – теперь уже со своим секретным телефоном. Я ныкаюсь по углам в доме: в гараже, туалете, саду. Прятать нужно и сам телефон – под кроватью, в шкафах – в любом месте, где папа на него не наткнется и не услышит бесконечный звон сообщений от Энрике. На протяжении трех недель нервы у меня на пределе, потому что я одновременно пытаюсь переписываться со своим бойфрендом и прятать телефон, с которого делаю это. Я максимально осторожна, и отец ни о чем не догадывается.
Кажется, я влюбляюсь в Энрике. Он видит, в каком изолированном аду я живу все эти годы. Он хочет мне помочь и говорит, что сделает что угодно, лишь бы моя жизнь стала лучше. Но по мере того как мы становимся ближе, я понимаю, что долго так продолжаться не может. Невозможно прятаться бесконечно.
Американский хардовый сезон мы начинаем в Стэнфорде, где я дохожу до полуфинала. Потом мы с мамой едем в Сан-Диего, и туда к нам приезжает Энрике. Там я впервые побеждаю Дженнифер Каприати, а также Мыскину и Курникову – ощущения потрясающие. Я хорошо играю, правильно настроена, и мяч лежит на ракетке. Я в отличной форме и выхожу в финал. За счет этого и нескольких побед над топ-соперницами в новом рейтинге я впервые войду в топ-5 – стану четвертой. В финале я встречаюсь со второй ракеткой мира Винус Уильямс. Ее сестра Серена – первая. Они вдвоем стали главной силой женского тенниса.
После всех трехсетовых матчей в финале на меня накатывает усталость. На этой неделе я играла несколько дней подряд, и в этот жаркий день нагрузки дают о себе знать. Она побеждает меня в двух сетах. Но я не так уж огорчена поражением. Турнир все равно получился великолепный.
Мы идем отметить мой финал, и за ужином Энрике дарит мне красивое бриллиантовое кольцо и просит стать его женой. Я отвечаю согласием, но по большей части потому, что чувствую давление и боюсь того, что произойдет, если скажу «нет». Почему-то это предложение меня смущает. Да, мне кажется, что я люблю Энрике, но пока я не могу представить нас женатыми… Так что я соглашаюсь, скорее чтобы выгадать для себя время – мы не планируем играть свадьбу сию секунду. К тому же мне сейчас совершенно не нужны разборки и напряжение, а еще я почти на сто процентов уверена, что он сделал это из-за моего отца. Я начинаю понимать, что и Энрике любит контроль. Возможно, ему кажется, что наша помолвка успокоит отца и он смирится с тем, что мы пара.
Никто не должен знать, что мы обручились, но я не представляю, как мы сохраним это в тайне.
Да, Энрике очень добр и внимателен, но он становится все более нервным из-за того, что не может видеть меня и быть на связи со мной, когда захочет. Да, я думаю, он меня любит. Но все-таки я не до конца уверена в его намерениях.
Внутренний голос подсказывает мне, что на предложение его побудили не те мотивы.
* * *
Я четвертая ракетка мира в одиночке и девятая – в паре. Это мои высшие позиции в обоих рейтингах. Чем не повод порадоваться успеху? Может, даже похвалить меня? Как бы не так. В нашем телефонном разговоре папа за малым не игнорирует мои достижения. Впрочем, ничего нового.
Мама тоже мной недовольна. Энрике, чье присутствие поначалу ее не напрягало, теперь с нами практически постоянно, и это ей уже не нравится. Она считает, что мы играем с огнем. Тем более Энрике плевать хотел на просьбы не выставлять свои чувства напоказ. Наоборот, чем больше я прошу его соблюдать осмотрительность, тем больше он делает все наоборот. Он ведет себя как ему заблагорассудится, и мне это не нравится. Пока что он уехал на гонки.
