– Между нами все кончено. Больше никогда мне не звони, – говорю я.
На следующий день он уезжает. Это конец. Мне нужно подумать о своем здоровье и душевном покое. Я и так уже перенесла достаточно потрясений.
* * *
Сердце у меня разрывается. Папа полностью оборвал мою связь с братиком. Я очень по нему скучаю и все время думаю о том, чем он занят. Как бы я хотела его увидеть.
С родителями мы не разговариваем.
У меня между тем нет ни агентства (отец расторг соглашение с ними, когда я уехала), ни нормального дома. Я переезжаю с места на место и все самое необходимое вожу с собой. Все в моей жизни в подвешенном состоянии. Мне 20 лет, и я понятия не имею, что со мной будет дальше.
Мы с Борной едем в Штаты на турниры в Стэнфорд и Сан-Диего. На первом я дохожу до четвертьфинала, на втором прохожу один круг. Потом я сразу проигрываю в Лос-Анджелесе и выигрываю по одному матчу в Торонто и Нью-Хейвене. В моей жизни бардак, и я нахожу отдушину в моей новой дружбе – с Тином Бикичем.
В Монако накануне нашего с Борной отъезда в Штаты Тин записывает свой номер мне в телефон.
– Если захочешь поговорить, позвони мне, – говорит он. – Будет тяжело – тоже звони.
Вскоре после приезда в Америку я пишу Тину первая. Мы начинаем общаться: просто дружеская болтовня ни о чем. Он ненапряжный, и с ним приятно разговаривать. Говорим о теннисе. Он переживает за меня после разрыва с Энрике. Мы звоним друг другу узнать, как дела.
Мы с Энрике не разговаривали несколько недель, но потом он звонит ни с того ни с сего. Очевидно, ему тяжело оказаться отвергнутым, потерять контроль. Мой мобильник начинает дребезжать от его звонков, на которые я не отвечаю.
За две недели до US Open он снова звонит, и на этот раз я беру трубку.
– Я приеду к тебе в Нью-Йорк, – говорит Энрике. – Хочу тебя увидеть. Я скучаю.
Он что, все забыл?
– Не смей, – отвечаю я. – Нет никакого смысла тебе приезжать.
Мне не нужна новая драма.
Почти все мои пожитки помещаются в один большой черный чемодан, который я заношу в свой номер в гостинице «Меридьен» на Манхэттене. Я приехала в Нью-Йорк на US Open. Я всегда любила Нью-Йорк, но в силу профессии совсем его не знаю: раньше за мной всегда надзирал отец, да и времени на прогулки по городу никогда не было. Обычно я поглощена только теннисом, но сейчас я пытаюсь разобраться в своей личной жизни и не могу полностью сконцентрироваться на подготовке к «Шлему», хоть она и в самом разгаре.
И вот я в своем крутом номере пялюсь на свой чемодан и прокручиваю в голове разные вещи, когда мне вдруг звонит мама.
– Нам нужно встретиться, – говорит она. – У меня кое-какие бумаги тебе на подпись.
Я в шоке от того, что она здесь. Когда я видела ее в прошлый раз, я пожелала ей спокойной ночи, а сама той ночью улетела с Энрике. Сбежала. Вырвалась на свободу. Но в ее глазах я ее предала.
Мы договариваемся встретиться у входа во «Флашинг Медоус», и я делаю ей аккредитацию. Она выглядит старше и сердитее и ведет себя по отношению ко мне отстраненно как никогда. Получив для нее аккредитацию, мы идем в зону для игроков, где она сразу сует мне под нос кипу бумаг. Это какие-то документы. Она говорит командным тоном, что на нее не похоже.
– Тебе нужно отписать дом в Сэддлбруке, Елена, – говорит она холодно. – Нечего было уходить. Посмотри на себя. Зачем ты это сделала?
Она говорит словами отца.
– Я не могла больше так жить, – отвечаю я. – Что бы я ни делала, всего было недостаточно. Я не могла больше выносить такое отношение.
По отсутствующему выражению ее лица понятно, что она не понимает, о чем я говорю. Она свой выбор сделала и осталась.
Я просматриваю документы и делаю что она сказала – переписываю дом в Сэддлбруке на них. Я уже отдала им миллионы долларов имуществом и деньгами. Она убирает бумаги, такая же холодная и злая. Я не вижу в ее глазах ни намека на любовь, и мне от этого очень больно.
Несмотря на все это, она на три дня останавливается со мной в одной комнате – спит на соседней кровати. Она знакомится с Борной и ведет себя по отношению к нему агрессивно и пренебрежительно. Из-за этого между нами нарастает напряжение. Тем не менее я стараюсь соблюсти приличия, и мы вместе ходим ужинать. Когда Борны нет рядом, она постоянно говорит мне, что я совершаю ошибку, что из Борны никудышный тренер, а я должна «вернуться домой».
По утрам я тренируюсь, готовясь к US Open, а после обеда возвращаюсь слушать ее агитацию о том, что я должна вернуться в Сербию.
– Отец недоволен тобой и зол, – говорит она. – Ты все делаешь неправильно. Ты должна вернуться домой.
Я говорю, что не могу, но она знает только, что ее жизнь улучшится, если я вернусь. Как я и предполагала, отец винит в моем бегстве ее – поэтому она так настойчива. Я знаю, что из-за него она живет в аду, и за это я чувствую свою вину.
Иногда, когда мне нужно передохнуть от ее увещеваний, я звоню поговорить с Тином. Он добр ко мне и очень меня поддерживает.
После одного такого разговора я возвращаюсь в номер, и мама спрашивает, где я была. Я отвечаю, что говорила по телефону, но она мне не верит и устраивает разнос. Точно в стиле отца она предъявляет мне, что я сплю с Борной и моим партнером по миксту, который живет в соседнем номере.
Я поражена ее злостью и нелепыми обвинениями. Моя мама – женщина, которая нежно меня любила и еще несколько месяцев назад была неотъемлемой частью моей жизни, – стала мне чужим человеком. Никогда раньше между нами не было такой пропасти, и я уже не уверена, что это поправимо. В слезах я ухожу из комнаты и звоню Тину, который меня успокаивает. Потом я иду к Борне, который решает поговорить с мамой. Но напрасно он взывает к ее здравому смыслу.
– Как ей вообще такое в голову пришло? – удивляется он.
На следующий день она уезжает. Ее слова меня раздавили, мне так больно. Я пытаюсь понять, откуда в ней эта враждебность по отношению ко мне, и прихожу к выводу, что это все годы папиных побоев, унижений и промывания мозгов. По всей видимости, она по-прежнему его любит. Мне же очень трудно любить его после всей боли, которую он мне причинил, пусть он и мой отец.
Эмоционально я в клочьях, а до US Open один день. В результате я дохожу до второго круга. После поражения мне звонит Тин. Я говорю ему, как мне паршиво и как меня огорчают и теннис, и жизнь.
Он хочет приехать на мой следующий турнир – на Бали, – и я с радостью соглашаюсь. Будет здорово, если он будет рядом. Мне нравится его спокойствие и готовность выслушать меня. В его голосе нет ревности, в характере – ни намека на злость. Мне нравится обсуждать с ним события дня. Я сейчас совершенно не в состоянии быть одна, и мне очень приятно говорить с кем-то, кто, как мне кажется, меня понимает.
Тин завоевал мое сердце своей добротой.
