Из Чарлстона мы летим в Афины на плей-офф Кубка Федерации. Там меня встречает Тин. Мы не виделись семь недель, и я так рада нашей встрече. Мы по два раза в день говорили по телефону, но все равно быть физически рядом с ним – это совсем другое. Его присутствие внушает мне ощущение защищенности и спокойствия. Когда я с ним, я уверена в себе, действительно уверена.
Я впервые представляю Сербию в Кубке Федерации. Я ничего не имею против Сербии, но очень странно выступать за нее после того, как всего несколько лет назад я играла в сборной Австралии. Я не уверена, что готова к этому, но Борна и капитан сборной Биляна Веселинович меня убеждают.
Я выигрываю две одиночки, обе в трех сетах, но вынуждена сняться с третьего матча из-за повреждения подколенного сухожилия. Тренерский штаб недоволен. Мои коллеги по сборной идут на ужин, но меня не зовут. Я потрясена. В конце недели со мной никто не прощается. Я оказалась в команде изгоем из-за травмы – обстоятельства вне моего контроля.
Игроки никогда не оплачивают свои поездки на кубковые матчи – все расходы всегда берет на себя национальная федерация. Но сербы сказали мне, что у них денег нет, поэтому я оплатила свою дорогу сама. Еще я не получила никакого гонорара, хотя ITF распределяет между национальными федерациями деньги для игроков. Сыграть без финансового вознаграждения я решила сама. И меня задело не это. Меня задело отношение.
В общем, я расстроена сразу по нескольким причинам. Холодный прием, который мне оказали игроки и официальные лица, – это вообще гадость. Из Афин я уезжаю очень подавленной. Ни капитан команды, ни федерация не выходит со мной на связь, чтобы обсудить произошедшее.
Когда мы приезжаем в Берлин, отношения Борны и Каролины меня уже раздражают, потому что получается, что мой тренер сосредоточен на другом игроке. Я снова сказала Борне, что хочу домой в Монако, но он снова настоял, чтобы я осталась. Поэтому теперь я на него злюсь. Я больше времени провожу у себя в номере, чем на тренировочном корте.
Однажды днем я отдыхаю, когда звонит гостиничный телефон. Это с ресепшена говорят мне, что у меня гости, и вот я уже слышу в трубке знакомый голос:
– Алло, Елена, это мама. Мы с Саво приехали к тебе. Мы поднимемся?
У меня сердце выпрыгивает из груди, а потом уходит в пятки. Почему они здесь?
– Конечно, – отвечаю я. Но этот внезапный визит сильно меня настораживает. Я открываю дверь и, как только вижу Саво, начинаю плакать. Я почти год его не видела, и чувство вины накрывает меня с такой силой, будто меня переезжает товарный поезд.
– Мы остановимся у тебя, – говорит мама. Лицо у нее строгое, на нем не видно тепла, и я понимаю, что она приехала по очередному поручению отца. Наверное, он велел ей привезти меня домой. Она звонит ему прямо у меня перед лицом, и я слышу, как он говорит ей, что сказать мне.
Я еще больше напрягаюсь. С папой на телефоне она сразу переходит к делу.
– Ты должна уйти от Тина, – говорит она. – Должна вернуться домой. Должна поехать с нами.
Качая головой, я говорю, что этого не будет.
– С какой стати? – спрашиваю я ее. – Зачем мне подвергать себя новой боли?
Мой братик смотрит в одну точку на полу, а я снова начинаю рыдать. Вскоре после этого они уходят. Когда за ними закрывается дверь, я падаю на пол, содрогаясь от плача и боли.
После этого неудавшегося визита возобновляются звонки от папы. Он забивает мой телефон своими злобными сообщениями.
Встреча с мамой и Саво усугубляет мое и без того мрачное состояние и приближает меня к нервному срыву. Их визит очень надолго выбивает меня из колеи.
* * *
Каролина постоянно мне улыбается, хотя раньше едва замечала. Это странно, потому что вообще-то мы с ней не знакомы. Однажды после тренировки Борна говорит, что останется на кортах. Пока мы ждем машину в гостиницу, я спрашиваю Тина:
– Что у Борны с Каролиной?
Он молчит, уставившись в пол.
– Я говорю, какого хрена происходит? – переспрашиваю я, почти крича.
– Они вместе, – наконец отвечает Тин.
«Ну вот и все, – думаю я. – Недолго Борна еще будет меня тренировать». Это я и говорю Тину. Он спрашивает:
– Почему?
– Ты что, не понимаешь, что это конфликт интересов? – говорю я. – Он смотрит матчи и проводит время с другой теннисисткой. Нельзя встречаться с одним игроком и тренировать другого.
Я не могу остановить собственный поток мыслей. Я выпаливаю все, что у меня накипело.
– Я хрупкая, – говорю я Тину, будто уговаривая его. – Я дерьмово играю, и результаты у меня дерьмовые. Борна – мой тренер, но меня не поддерживает. Он следит за ее тренировками, ходит на ее матчи, подсказывает ей. Я не могу элементарно найти его, чтобы пойти в спортзал. Нам надо ехать домой, а они пусть делают что хотят.
Тин пытается выступить миротворцем. Он всем отдает должное и смотрит на вещи трезво. Я понимаю, что он оказался меж двух огней – девушкой и братом, – и я восхищаюсь тем, как ему удается сохранить верность нам обоим. Лично для меня очевидно, что Борна больше не сконцентрирован на работе со мной. Он стал опаздывать на развозку и тренировки. В спортзал я хожу с Тином, потому что его брат больше не считает нужным там появляться. Через несколько дней я замечаю, что команду Каролины тоже раздражает этот новый роман. Видно, что об этом все уже знают. Когда Тин идет поговорить с Борной и вернуть его в рабочий режим, оказывается, что они с Каролиной живут в одном номере.
Эта ситуация сильно по мне ударила, так что я очень подавлена, и Борна это знает. Разумеется, у него может быть девушка, но девушка, которая при этом моя прямая конкурентка, – это очевидный конфликт интересов. Мне трудно это переварить. Мне нужен человек, которому я могу доверять, который всегда меня поддержит. От мысли о том, что кто-то из моего ближнего круга на самом деле не целиком на моей стороне, я становлюсь еще более уязвимой.
В Берлине я показываю ужасный теннис и проигрываю в первом круге, но, по крайней мере, избегаю встречи с Каролиной во втором. Это было бы слишком.
Мыслями я, конечно, не на корте. Где угодно, но только не на корте.
* * *
Чтобы преодолеть последствия разрыва с отцом, я решаю обратиться за профессиональной помощью и записываюсь к нескольким психологам. Я прихожу в их уютные кабинеты, где они меня слушают. Они кивают, делают заметки в своих блокнотах и сочувствующе улыбаются, пока я пересказываю свою жизнь. Я рассказываю об отце, о боли, которую испытываю от разрыва с семьей. Как отец внушает мне, что я их предала. Я надеюсь, что они помогут мне найти ответы.
Один психолог говорит: «Да ничего, он отойдет».
Я думаю: «Ну что за ерунда? Чего-чего, а этого точно не произойдет».
Я прихожу к другому, и он настроен так же оптимистично. «Все наладится. Через 10–15 лет все будет в порядке».
