* * *
Все летит в тартарары в мае. Я даю интервью австралийскому журналу Sport & Style, в котором говорю то, чего раньше никогда не говорила. Я рассказываю о том, как отец меня избивал и присвоил все мои заработки и как я ушла из дома, чтобы перестать быть частью того, что я называю «ситуацией».
От моего отца никогда не знаешь, чего ждать. Я понимаю, что он может отреагировать как угодно, так что подбираю слова очень осторожно. На этот раз он реагирует моментально: в интервью сербской газете Blic он не отрицает, что бил меня: «Нет такого ребенка, которого не били родители. Это касается и Елены». Еще он угрожает взорвать Клэр Берджин – посла Австралии в Белграде, – если она не остановит распространение информации о его жестокости.
Я уже много лет как не читаю тот бред сумасшедшего, который он несет, а газеты печатают. Говорят, что как-то на сербском телевидении он сказал, что талантливых детей «всегда нужно испытывать… Нет никаких границ». Но эта его выходка уже не лезет ни в какие ворота. Я не могу такое пропустить мимо ушей.
«Я ветеран войны и убью ее из ручного гранатомета в центре Белграда, – говорит он. – Я знаю, что сербская полиция может меня за эти слова арестовать. Но мне плевать, потому что это единственный способ остановить грязные происки австралийских журналистов». Он утверждает, что у него дома «арсенал».
Полиция начинает расследование, и оказывается, что в кои-то веки он не врет. Они находят семь охотничьих ружей, пистолет, патроны и две бомбы. Ему предъявляют обвинение в угрозе жизни и незаконном хранении оружия и взрывчатых веществ.
На эти шальные заявления отца сподвигло ощущение, что все против него. Но в этот раз он зашел слишком далеко, и ему действительно грозит тюремный срок. Судья оставляет его под стражей до окончания расследования, а его адвокат ходатайствует об освобождении под залог. Он должен уже начать отвечать за свои слова и поступки. Я сама не своя, потому что Саво один в Сербии разбирается со всем этим, а я так хочу помочь ему и быть рядом.
Тем временем в первом круге «Ролан Гаррос» я попадаю на Каролину Шпрем.
Я знала, что рано или поздно это произойдет. Когда мы с Борной ругались, я ему именно этот сценарий и обрисовывала. Когда я нахожу его на кортах и рассказываю про жеребьевку, его лицо становится белым как простыня. Я смотрю ему в глаза.
– Вот видишь, к чему это привело, – говорю я.
Перед матчем он напряжен. Я тоже. Я никогда еще так не нервничала перед игрой. В голове у меня вертятся все эпизоды, когда он меня подводил. Ко мне возвращаются чувства обиды, злости и разочарования, в которых я тонула в тот период.
В начале матча я на взводе, и это отражается на моем теннисе – я буквально не могу попасть в корт. Каролина берет первый сет. Перед вторым я завожу себя: «Просто начни играть как следует; не думай о прошлом, думай о теннисе и следуй плану на игру, концентрируйся только на том, что есть здесь и сейчас». Во втором сете мне удается ранний брейк, и дальше я уже веду игру. Я легко беру второй сет и продолжаю гнуть свою линию в третьем, который заканчивается быстро. Я выигрываю – 3:6, 6:1, 6:2. Пожимая Каролине руку, я испытываю невероятную радость и облечение.
Моя следующая соперница в Париже – четвертая ракетка мира Елена Дементьева. Я не проигрывала ей с Олимпиады в Сиднее. Я выхожу на корт № 1 и в первом гейме доминирую. Первый сет я выигрываю 6:2, показывая шикарный теннис. Я пробиваю глубоко и создаю углы; подаю и передвигаюсь великолепно. Во втором сете я веду 2:1, и она подает. На втором очке гейма я принимаю ее подачу, когда вдруг чувствую невыносимо острую боль в пояснице.
Я пытаюсь сделать несколько шагов, но ноги у меня буквально не двигаются. Я не могу идти – встряла посреди корта. В панике я смотрю на свою ложу. В слезах от боли и шока я как-то добираюсь до своего стула. Но мне так больно, что я не могу даже нормально сесть, так что приходится помогать себе руками. Повернуть спину я так и не могу. Ее защемило, и у меня спазмы.
Физиотерапевт и турнирный врач уводят меня с корта в подтрибунное помещение. Там они кладут меня на живот, чтобы осмотреть спину. Я не уверена, что, если сейчас лягу, потом смогу встать – боль такая сильная. Физио пытается что-то сделать, но без особого толку. В итоге я проявляю все свое упрямство и говорю, что хочу вернуться на корт. Он смотрит на меня как на чокнутую, но я все равно хочу попытаться.
Я возвращаюсь на корт. Елена берет свою подачу, и счет становится 2:2. Кое-как я беру свою. При 3:2 в мою пользу Елена снова подает, и боль усиливается. Я вообще не в состоянии достать мяч. Подавать не могу никак. После одного затяжного розыгрыша у меня в спине новый приступ нестерпимой боли, и я вынуждена сняться.
Я раздавлена, потому что практически уверена, что обыграла бы ее, а теперь разбиты мои надежды и на третий круг «Ролан Гаррос», и на победу над теннисисткой топ-5 на «Шлеме».
Врачи говорят, что у меня, возможно, смещение позвонкового диска. Спать в тот вечер я ложусь с огромным бандажом на поясе и тремя подушками, сложенными под ногами. В таком положении я не проспала ни минуты, хоть и была накачана болеутоляющими и мышечными релаксантами. МРТ на следующее утро показывает, что причина не в диске. В конце концов они разбираются, что это нервный спазм.
Из-за травмы я две недели не тренируюсь. Постепенно, впрочем, спину у меня отпускает, и я начинаю снова ходить. Но к тому времени я уже пропустила турнир в Бирмингеме. А в Истбурне о себе напоминает предыдущая беда – усталость. Я опять сплю по 16 часов в сутки. Мне становится невыносим солнечный свет, так что я не выхожу из номера. Я задергиваю занавески, чтобы свет не бил в глаза. Я гуляю по 15 минут в день, но ни на что большее меня не хватает. После этого я возвращаюсь в номер, задергиваю занавески, смотрю телевизор и сплю.
Помимо усталости, меня достают напоминания о папе, которого приговорили к 15 месяцам тюрьмы за угрозы в адрес австралийского посла. Вообще-то ему повезло: ему грозило до восьми лет.
Мой отец – бестолочь. В разное время он грозился похитить меня, нападал на правительства США и Австралии и никогда не думал о последствиях своих страшных слов. Теперь он получил по заслугам. Но все равно грустно, что его отправляют в тюрьму.
Мы с братом продолжаем строить здоровые, крепкие отношения. Я счастлива, что теперь он есть в моей жизни.
* * *
Из-за адской усталости, которая пробирает меня до костей, я не могу нормально выступать. Я снимаюсь с Ист-бурна, но твердо намерена сыграть на Уимблдоне, хоть моя подготовка к нему и состояла из сна и сидения впотьмах. Я превратилась в вампира, изредка играющего в теннис.
В ясный солнечный день я выхожу играть свой матч первого круга против немки Татьяны Малек, прошедшей квалификацию. Я столько раз играла на Уимблдоне в пасмурную и дождливую погоду, но сегодня, как назло, на небе ни облачка. Обычно я была бы таким условиям только рада, но сегодня яркое солнце вызывает у меня упадок сил. Тем не менее первый сет я выигрываю 6:3. Но дальше я разваливаюсь. Солнце меня ослепляет. Такое ощущение, что свет и тепло высасывают из меня энергию. Еще в первом сете на переходе у меня так кружится голова, что я с трудом поднимаюсь со стула. После двух розыгрышей пульс у меня взлетает. Голова идет кругом. Мне кажется, что либо меня сейчас стошнит, либо я потеряю сознание. Неудивительно, что я проигрываю, пусть и в трех сетах.
