Я обращаюсь к врачам, и они назначают кучу анализов крови. Несколько недель спустя я узнаю, что у меня вирус Эпштейна-Барр, который вызывает инфекционный мононуклеоз.
Прикованная к постели в нашей квартире в Загребе, я стараюсь не падать духом. Я все еще не могу видеть дневной свет и смотрю кино, дурацкие сериалы и реалити-шоу: «Настоящие домохозяйки», «Отчаянные домохозяйки» и «Сплетница» заполняют мои дни. Очень досадно, что мое возвращение прервалось после того, как в этом году я сильно поднялась в рейтинге, несмотря на то что почти не тренировалась, а заинтересованность моего тренера в работе по-прежнему вызывает у меня большие сомнения. Депрессия не возвращается – уже хорошо, но смотреть теннис я тоже не хочу. Я хочу только одного: чтобы эта усталость прошла и я могла вернуться на корт и играть турниры.
К сентябрю мне гораздо лучше, и я решаю попытать счастья на US Open. Борне не дают американскую визу, так что на «Флашинг Медоус» мне помогает Роджер Рашид. Он дает мне много полезных советов и указаний. Он постоянно работает с Гаэлем Монфисом, но в свободное время всегда приходит на мои тренировки и даже присутствует на некоторых моих матчах. Он отлично понимает игру и уровень физподготовки, необходимый для того, чтобы добиться успеха. Роджер – настоящий профессионал. Я очень его ценю.
Хоть последний месяц я мало тренировалась, но в Нью-Йорке показываю приличный теннис. Однако все равно проигрываю в первом круге. После болезни мне не хватает набитости, так что мы с Борной решаем провести интенсивный тренировочный сбор и на этот раз выбираем для него Академию Муратоглу в Париже. Патрик Муратоглу – тренер с внушительной репутацией: несколько лет назад он работал с Маркосом Багдатисом и после него тоже вырастил не одного хорошего игрока. Академия находится в приятном тихом районе и оборудована шикарно. Это идеальная база для моих тренировок после всего, что произошло в последние месяцы. Патрик встречает нас очень гостеприимно и радушно. Он классный парень.
Время в академии идет мне на пользу – уже через две-три недели я набираю форму. Вернувшись в тур, я сразу выигрываю титул ITF в Греции, потом дохожу до финала еще одного турнира в Жуэ-ле-Туре в центральной Франции и, наконец, беру крупный титул ITF в Пуатье. Победить в таком количестве матчей – это огромный заряд уверенности под конец года, и, хоть он у меня получился и тяжелый из-за травмы и болезни, мне жаль, что сезон кончается.
После двухнедельных каникул в Загребе мы с Борной не можем прийти к согласию насчет предсезонной подготовки. Он настаивает, чтобы мы воспользовались программой, которую предлагает академия Муратоглу: большая группа игроков и тренеров десять дней проводит в Альпах, а потом три недели – на Маврикии. Звучит заманчиво, но я бы предпочла спокойно работать одна. Я опасаюсь, что в окружении людей, что неизбежно в академии, Борна начнет отвлекаться и будет думать только о досуге и развлечениях.
Мы ругаемся. В конце концов я сдаюсь и соглашаюсь на программу Муратоглу.
Мы едем в Валь-д’Изер в Альпах и там в группе много работаем и тренируем выносливость в условиях разреженного воздуха. Уже к концу этого блока я понимаю, что групповая подготовка была ошибкой, а когда мы прилетаем на Маврикий, Борна, как я и предполагала, переключается в курортный режим. Мы снова не работаем ни над чем конкретным. Нет никакого плана. Никаких целей. Я недоумеваю, как Борна может считать то, что мы делаем, полезным. Я убеждена, что мы должны делать упражнения, наигрывать комбинации и тактические схемы, отрабатывать подачу.
В самолете с Маврикия в Австралию прямо перед взлетом я поворачиваюсь к Тину:
– Это самое бездарное межсезонье, которое я когда-либо проводила, – говорю я. – Ты же понимаешь, что после того, чем мы занимались, результатов не будет.
Я откидываюсь на спинку кресла и прокручиваю все в голове. Борна просто на три недели съездил отдохнуть.
«Так к «Шлему» не готовятся», – думаю я.
21. Ссоры, 2010
Вернуться в Австралию после прошлогодней сказки должно быть здорово. Но про себя я знаю, что в этом году Australian Open может обернуться теннисным ужастиком в моем исполнении. Почему? Моя уверенность в себе расшатана, и с тренером у меня полная беда. Мы с Борной уже не просто пререкаемся на тренировках – в Австралии между нами разгораются настоящие военные действия. Мы орем друг на друга. У меня такое ощущение, что я таскаю его с собой по турнирам просто так. Эта ситуация совершенно не дает мне сосредоточиться.
Мы летим в Брисбен, и я нормально там играю, хоть и чувствую себя дерьмово. Я в трех сетах проигрываю Ане Иванович, но показываю не самый ужасный теннис.
На южной оконечности Австралии, в Хобарте, я каким-то чудом выигрываю свой первый матч у Елены Балта-чи, вышедшей из квалификации. Но я чувствую, что победу не заслужила. Во втором матче я играю отвратительно. Не могу положить мяч в корт.
Мы с Борной ссоримся на тренировках, после тренировок, перед матчами, после матчей. Причины все те же: я не получаю от него никакой отдачи ни о своей подаче, ни об ударах, ни о тактике – ни о чем. Он не говорит: «Молодец, Елена» или «Делай так, а так не делай». Наши тренировки проходят в полной тишине, которую нарушают только стук мяча и мои вздохи, когда я каждые несколько минут поворачиваюсь к нему в надежде получить какой-то совет.
«Почему он до сих пор со мной?» – снова спрашиваю я себя. Кажется, что он в любую минуту может найти занятие поинтереснее и свалить. Он должен быть моей опорой и поддержкой, но я постоянно жду, как он меня подведет.
В самолете из Хобарта в Мельбурн наша подготовка к Australian Open сходит с рельсов уже не только на корте. Мы летим авиакомпанией Jetstar, и я занимаю свое место у окна. Рядом со мной сидит Тин, а рядом с ним у прохода – Борна.
Через 15 минут после взлета женщина, сидящая перед Тином, начинает возмущаться. Она поворачивается и резко говорит ему: «Вы толкаете своей ногой мне в спину».
Тин смотрит на свои ноги, которые даже не касаются спинки ее кресла. То, что она говорит, просто смешно – нам приходится сдерживать смех. Это что, «Подстава» Эштона Кутчера?
– Что ей надо? – шепчу я Тину.
Женщина тем временем встала и уже говорит на повышенных тонах.
– Они толкают меня в спину! Он пинает мое сиденье! – практически вопит она. Нога Тина по-прежнему не касается ее кресла.
Скандалистка продолжает:
– Она думает, что, раз она теннисистка, ей все можно, – выступает она и зовет стюардессу. – Она толкает мое сиденье.
Тин смотрит на стюардессу и показывает ей, что я даже не сижу за этой женщиной, а он не касается ее кресла.
– Я сижу вот так, – говорит он.
Стюардесса просит его не толкать кресло женщины. Тин настроен скептически, но кивает ей в ответ. Мы сидим неподвижно, уставившись в пол в надежде, что все закончилось. Люди на нас оборачиваются.
Но женщина становится еще агрессивнее и громче.
