Мы, однако, должны отличать свойство быть спорным в принципе, или эту теоретическую неокончательность, от того, что мы хотели бы назвать относительной практической определенностью, которую научные теории практически могут достичь. Под этим выражением мы понимаем следующее. Прилагательное «относительная» напоминает нам, что теория объявляется или предлагается в качестве истинной только относительно, т. е. «по отношению к своим объектам», и что она скорее всего будет вытеснена (не фальсифицирована!), когда будут выдвинуты другие критерии объектификации. Прилагательное «практическая» означает, что после «достаточного» количества проверок, положительных тестов, успешных предсказаний, полезных приложений, убедительных логических связей и т. д. у нас не будет разумных оснований не быть уверенными в данной теории. Другими словами, мы можем сказать, что степень нашей уверенности в ней близка к 1, если мы хотим выражаться в терминах вероятностей. Но, во всяком случае, подчеркнем, что это вопрос практической уверенности, т. е. уверенности, не целиком основанной на чисто логических аргументах, как известно всякому, имеющему представление об индуктивной логике и связанных с ней вопросах. С другой стороны, не следует недооценивать этой «практической определенности», поскольку она оправдывает наше убеждение в «кумулятивной» природе наук, которая упорно переживает все попытки убедить нас, что научные теории «несоизмеримы» и что наука движется вперед только путем разрушительных революций.
Заметим также, что именно благодаря этой возможности достичь практической уверенности можем мы представить себе возможность делать ошибки и в то же время продвигаться вперед в науке. Концептуальная ситуация, связанная с ошибками, очень смутно определяется в существующих исследованиях по философии науки. Кажется, что все авторы просто игнорируют ошибки, сосредоточиваясь исключительно на установлении «позитивного» знания; и это относится не только к философам, предпочитающим смотреть на успешную сторону научного предприятия, но и к тем, кто делает акцент на фальсификации, поскольку фальсификация всегда зависит от установления некоторого «позитивного» факта, свидетельствующего против гипотезы. Типичная проблема ошибки, однако, иная и имеет отношение к «необнаружению чего-то», а не к «обнаружению, что не что-то».
Чтобы оценить этот факт, мы должны попытаться представить себе научный поиск в самом обычном и даже тривиальном смысле этого слова, как когда мы ищем в библиотеке книгу, не имея возможности воспользоваться каталогом. Мы формулируем последовательные гипотезы о местонахождении книги и часто можем ошибаться. Но когда наконец мы находим нашу книгу, у нас нет основания для сомнений в успехе нашего поиска. То же самое происходит и в науке. Мы сначала очерчиваем нашу область исследования (как когда мы ограничиваем нашу область поиска книгами или даже одной книгой), а затем мы начинаем формулировать гипотезы и проверять их. Большинство этих гипотез могут оказаться ложными, т. е. быть фальсифицированы «данными», зафиксированными нашими критериями референциальности. Но через некоторое время нечто обнаруживается с уверенностью, в некотором смысле, аналогичном тому, который мы используем в случае с нашей книгой в библиотеке.
Наш пример нельзя, конечно, распространять слишком далеко, хотя бы потому, что в эмпирической науке абсолютная уверенность логически невозможна по очень простым и часто разъясняемым причинам. Но, с другой стороны, этот факт не следует переоценивать. Когда теория терпеливо построена и получила достаточное число независимых подтверждений, она достигает стадии относительной истины и практической окончательности по отношению к ее объектам, и тогда разумно быть уверенным в том, что она истинна и навсегда останется истинной об этих объектах. Косвенным (но «практически» решающим) свидетельством в пользу этого является факт, что все проблемы, которые мы можем решить, скажем, в терминах собственно ньютоновских предикатов, могут быть решены с помощью этих же предикатов и средств теории Ньютона в ее нынешнем состоянии (и мы не видим, почему это не может быть так и завтра).
8.1.7. Опровержимость и неабсолютность научной истинности
Тот факт, что научное предложение всегда в принципе спорно (т. е. что оно всегда может быть оспорено и стать предметом дискуссии), имеет следствием (или фактически предполагает), что оно опровержимо, т. е. что оно может, по крайней мере в принципе, рано или поздно быть опровергнуто. Это, как мы несколько раз повторяли, типичная ситуация для теоретических предложений, которые провозглашаются истинными только на основании того, что допускают истинные следствия, что в свою очередь является необходимым, но не достаточным условием истинности. С другой стороны, правильно будет сказать, что научные теории как таковые состоят исключительно из теоретических предложений, поскольку отдельные эмпирические предложения являются скорее исходными пунктами для построения теорий (когда они индуктивно приводят к эмпирическим законам), или выражают результаты экспериментов, предназначенных для проверки теории. (На самом деле ни в какой научной теории, какую мы находим, например, в учебниках, не говорится о собственно отдельных индивидуальных событиях, по крайней мере если оставить в стороне исторические науки.) Эта опровержимость научного знания имеет эпистемический характер, который, хоть и не причиняет вреда внутри науки, может стать существенным, когда дискурс касается экзистенциальных человеческих требований, касающихся несомненности; и потому это может помочь нам понять существование других областей человеческого исследования и деятельности, помимо науки, в которых человек пытается удовлетворить этим требованиям. Мы вернемся к этой проблеме позже.
Связанная с этим проблема, возникающая также тогда, когда мы рассматриваем научную истинность как таковую, – это уже подчеркнутая нами проблема относительности. До сих пор мы рассматривали эту относительность как выражающую «ограничение некоторой особой областью», но у нее есть и другой оттенок, соответствующий классической дихотомии абсолютного и относительного. Согласно этой дихотомии, относительно то, что не абсолютно, т. е. обусловлено чем-то или зависит от чего-то другого. Из сказанного в предшествующих частях этой книги ясно, что научная истина относительна также и в этом втором смысле, поскольку то, что она является истиной «относительно объектов», делает ее зависимой от условий, в которых «построены» ее объекты, а эти условия образуются наличием многих данных, на которые теория не может влиять.
На самом деле, как уже отмечалось, чтобы иметь горизонт объективности, некоторые «данные» должны присутствовать в двух разных смыслах. В первом смысле данные являются исходным пунктом процесса объектификации, поскольку он должен начинаться с интенции некоторых субъектов искать согласия с другими субъектами относительно некоторого конкретного содержания знания, которое представляется им как «данное». Это данное, как мы уже несколько раз отмечали, может рассматриваться как «вещь», представленная частному сознанию каждого субъекта, но которое должно быть операционально обозрено в некоторых своих аспектах (или, если кто-то это предпочитает, с разных точек зрения). Только после этого она может стать «объектом» некоторого интерсубъективного дискурса.
