Еще один «внутренний» аспект современного научного исследования более непосредственно указывает на его социальные связи, а именно необходимая финансовая поддержка. Ясно, что деньги приходят в науку из социальной структуры, в которую наука вписана, и это правило не знает исключения даже тогда, когда речь идет о «самофинансируемых» исследованиях, которые являются таковыми, потому что их результаты могут быть обменены на входящие фонды, поступающие от конкретных социальных структур. На этом этапе мы уже можем видеть, как работает по крайней мере обратная связь между внутренней жизнью науки и внешней жизнью общества. Но это станет более очевидным, если мы перейдем к рассмотрению «внешней» стороны монеты.
Нам нет нужды детально рассматривать этот момент, поскольку он соответствует сути аргументов, выдвинутых в полемике с тезисом о нейтральности науки. Рассмотрим поэтому только наиболее релевантные. Первый касается ограничений, накладываемых на науку политическими решениями, которые могут определять направления научных исследований, выделяя или срезая фонды различных исследовательских программ в соответствии с принятой «научной политикой» (не говоря о политическом вмешательстве в выбор людей, возглавляющих научные организации). Экономические силы также могут действовать подобным образом, направляя или ограничивая свободу научного исследования, особенно потому, что по бо́льшей части такие исследования являются прикладными или ориентированными на конкретную цель, а такие цели определяются вне науки, которая должна им «служить».
Такого рада аргумент использовался в основном для дискредитации науки, как мы уже говорили, и это потому, что подчеркивались только отрицательные аспекты ситуации. Но в ней есть и положительные аспекты. Например, некоторая зависимость научных исследований от политических решений может также означать, что наука ставится на службу обществу. Тот факт, что военные и промышленные заказчики нанимают ученых, может также означать, что наука вносит свой вклад в национальную оборону (а не просто в войну как таковую) и в экономическое развитие (а не просто в прибыль), в то время как растущая доля прикладных исследований есть просто неизбежное и внутренне вовсе не негативное последствие того факта, что современное общество имеет тенденцию использовать содержание научного знания для улучшения качества жизни своего населения в различных областях. Конечно, у этого есть негативные аспекты (и было хорошо, что критическое осознание их стимулировалось некоторыми лицами, независимо от их дальнейших намерений), но мы не можем быть односторонними. Подлинная мудрость, учитывающая нашу эпоху, требует, чтобы мы старались минимизировать негатив и максимизировать позитив, осознавая, что чисто позитивное развитие не было возможно ни в какой человеческой деятельности никогда во всей человеческой истории.
9.1.5. Социальное воздействие науки
Наши рассуждения привели нас к выводу о влиянии общества на занятия наукой, и это в некотором смысле оправдывает принятие – в разумном смысле – тезиса о том, что наука есть «социальный продукт». Теперь мы перейдем к симметричной задаче – рассмотрению воздействия науки на жизнь общества, которое могло бы оправдать принятие – в разумном смысле – тезиса, что общество есть продукт науки.
Прогресс науки привел к фундаментальным изменениям нашей общественной жизни. Это особенно очевидно, если рассмотреть типичный продукт науки – технологическое развитие. Продукты технологии так глубоко проникли в нашу повседневную жизнь, включая ее мельчайшие детали, что действительным «естественным окружением» современного человека стал его искусственный мир, так что всякое возвращение к девственной природе есть не более чем иллюзия. Это слишком очевидно, чтобы заслуживать детального рассмотрения. Немного менее очевидно то, как присутствие науки и технологии изменило нашу внутреннюю природу, принеся с собой новые способы смотреть на вещи, новые мировоззрения, новые межличностные отношения, новые социальные иерархии, новые этические ситуации и проблемы, новые возможности и новые трудности всякого рода. Но этому аспекту науки и технологии тоже уделялось много внимания в последние годы, так что сейчас мы лишь упомянем о нем.
Столь же хорошо известно, что по мере того как опасности и риски технического развития стали особенно очевидными, наука и техника перестали рассматриваться как источник благодеяний для человечества, поскольку стало весьма маловероятным, чтобы эти риски могли контролироваться в порядке автоматического результата внутреннего развития науки. Возможность контролировать науку через науку молчаливо принималась как данное. Теперь мы понимаем, что это убеждение было чересчур оптимистическим по различным хорошо известным практическим причинам. Есть, однако, еще одна причина, указывающая, что социальные условия тоже необходимо удовлетворять. Оценка таких опасностей может иметь место только на общественном уровне, так как человечество, или общество в целом, кажется открытым для этих опасностей, и даже для риска будущего уничтожения, в то время, как отдельный человек склонен думать, что трагедия, если и наступит, то после конца его жизни. Вот почему нам так трудно справиться с этой проблемой. Для этого нам нужен «социальный образ мышления», при котором точкой отсчета является общество (включая также будущие поколения). Однако, несмотря на нашу презумпцию социальной сознательности и чувствительности, мы привязаны к индивидуалистическому переживанию жизни и неспособны мыслить в терминах социальных измерений, а следовательно, и принимать решения, по необходимости предполагающие такую ментальную установку.
Рассмотрение различных воздействий науки на общество (показывающее, что воздействие науки может быть не только позитивным, но и представлять собой тяжелую нагрузку и даже возможную опасность) само собой ведет к обсуждению «социальных затрат» на науку. Уже на чисто финансовом уровне ясно, что деньги, выделяемые на научные исследования, неизбежно вычитаются из других расходов на социальные нужды, такие, как больницы, школы, социальное обеспечение и т. д. Поэтому наука становится морально обязанной это компенсировать. Еще ряд «расходов» нефинансового характера приходится производить ради развития науки, но нам нет надобности рассматривать их здесь, поскольку они широко обсуждались в литературе. Мы также оставляем вне рассмотрения те из этих расходов – такие как уничтожение видов, – которые не могут быть возмещены. На что бы мы хотели указать – это на то, что эти соображения не должны привести нас к выводу, что наука должна быть полностью вовлечена в это «возмещение убытков», поскольку в интересах общества сохранить свободное пространство для бескорыстной личной креативности, которая, как мы видели, является предпосылкой науки. Отсюда следует, что если бы всякое научное исследование было целенаправленным, прикладным или даже ориентированным на «полезные» цели, мы всерьез рисковали бы осудить науку на смерть. Речь, однако, идет не только о том, что важно избежать «атрофии» науки, что само по себе было бы ущербом для общества; речь идет и о том, что в интересах общества сохранить творческий дух, личную инициативу, критическую установку, свободу духа – все эти драгоценные человеческие качества, используемые в разных сферах. Более того, указанная выше обязанность возмещения расходов должна рассматриваться не как обязанность, но как ответственность науки, а, как хорошо известно, ответственность в конечном счете касается отдельных личностей, а точнее – свободных личностей. Ответственность может зародиться в мыслящей и осознанной свободной воле, а не в результате заранее наложенного принуждения. Мы вернемся к этому вопросу в разделе, посвященном этике науки.
