Теперь мы легко можем проследить путь, ведущий от Галилея к Канту. У Галилея Кант взял непостижимость сущности и невозможность познать сверхчувственное, с Галилеем (и Ньютоном) он разделял тезис о том, что только опыт дает содержание нашему знанию, с Юмом он согласился в том, что опыт не может даровать всеобщности, а только практически надежную общность. Тем не менее он хотел вернуться к ней как к предпосылке эмпирического знания, в форме априори разума, как мы видели.
10.3.1. Нужны ли науке априорные универсалии?
Давайте теперь отложим в сторону то, что мы говорили о том, что научное исследование фактически начинается с некоторого восприятия мира на уровне здравого смысла, которое уже организовано согласно нескольким гештальтам, и спросим, может ли наука в своей специфической работе обойтись без некоторых заранее сложившихся универсальных унификаций. Это, конечно, не так. Возьмем, например, ньютоновскую физику (как утверждалось, «выведенную исключительно из опыта»). Нетрудно видеть, что даже простой закон f = ma не возникает из чистого опыта, не только в попперовском смысле того, что он был «угадан», прежде чем проверен, но и в том смысле, что он предполагает определенный способ «смотреть на вещи». Например, сила, заменившая прежнее понятие причины ускорения, имеет все черты традиционной «действующей причины»; более того, она мыслится как причина, действующая на тела «снаружи». (Это был, возможно, неосознанный, но глубокий ход, поскольку традиционные причины чаще всего мыслились как телеологические, движущие тела «изнутри» к их «естественной цели»). В то же время масса играет древнюю роль «материи» (она фактически определяется как «количество материи») и «субстанции» (того, что остается постоянным при любых изменениях). Не говоря уже о таких понятиях, как пространство, время и действие на расстоянии, которые метафизически обсуждались и оспаривались со времен Ньютона до наших дней. Конечно, верно, что рассматриваемый закон был открыт с использованием опыта, но несомненно, что это стало возможным благодаря тому, что он был задуман в уже существующих концептуальных рамках, предоставивших универсальные элементы для его формулировки; некоторые из них мы указали
[430].
10.3.2. Метафизика как предпосылка науки?
Можно ли универсальный фон, или концептуальные рамки, о которых мы говорили, назвать «метафизическими»? Мы, конечно, чувствуем некоторую «аллергию» к такому словоупотреблению, особенно поскольку видели, что наука могла начаться с некоторого «освобождения» от метафизики, а позитивистская философия, не в меньшей мере нежели антипозитивистская, почти что убедила нас, что наука и метафизика – непримиримые враги. (Кажется, что подтверждение прав одной с необходимостью требует отрицания прав другой.) Однако, если взять метафизику в первом из двух ее основных значений, т. е. как исследование наиболее общих черт реальности, – вопрос можно увидеть в гораздо менее полемическом свете. С этой точки зрения метафизика выступает как развертывание общих условий познаваемости реальности, и в этом смысле она неизбежна. Всякий, начинающий говорить о чем-то, должен как-то это что-то понимать, а в этом «как-то» отразиться, в свою очередь, его понимание других, более общих черт реальности. В этом смысле невозможно не иметь неявной (иногда и неосознанной) метафизики, формулируемой на разных уровнях. Наука здесь не исключение, поскольку она не может существовать, не используя какие-то критерии познаваемости, предшествующие ее специфической работе.
На самом деле, подробное представление философского исторического фона, на котором происходила Научная Революция, данное в первой главе этой книги, не только показывает, в каком точном смысле современное естествознание началось с «освобождения от метафизики». (Это освобождение состояло в отказе от претензии на то, что уловление «сущности» природных тел является предпосылкой познания их конкретного поведения как дедуктивно необходимого следствия сущности.) Оно также показало, что определение фактического предмета естествознания состоит в выборе конкретной области, а именно области свойств. И такое определение было выполнено путем явной ссылки на метафизические доктрины, выработанные схоластической философией и остававшиеся предметом внимания наиболее выдающихся философов и ученых XVIII столетия. В этом смысле неверно говорить, что Научная Революция была отказом от метафизики вообще. Она скорее предоставила новой науке общие метафизические рамки, уточнение которых включало бы выработку стандартов познаваемости.
Дискурс, проведенный в этом разделе, показался бы гораздо более мирным и приемлемым, если бы мы говорили не о метафизике, а об онтологии, поскольку второй из этих терминов не вызывает тех неосознанных отрицательных реакций, какие часто вызывает термин «метафизика». Не надо, однако, забывать, что термин «онтология» был придуман только в XVII столетии и именно как обозначение подобласти метафизики, т. е. того, что называлось «общей метафизикой», понимаемой по существу в классическом смысле учения о реальности как таковой. Эту общую метафизику следовало отличать от «специальной метафизики», занимавшейся некоторыми большими подобластями реальности, такими как физический мир, душа человека и Бог. В последующие времена положение несколько изменилось, в том смысле, что онтология получила полное признание как респектабельная философская дисциплина, которую можно делить на общую онтологию и частные онтологии. В этом духе можно сказать, что онтология занимается анализом различных «родов реальности» (что присутствовало и в классической традиции, как мы уже отметили). В частности, этот взгляд отражался в понятии онтологий отдельных областей, который мы также приняли в этой книге для обозначения объектов разных наук. До сих пор мы характеризовали такие области объектов, или региональные онтологии, через критерии референции, используемые различными конкретными науками, упоминая также время от времени, что специфика области объектов влечет также различие в характере аргументов и «критериев строгости», используемых в разных науках. Теперь мы можем добавить нечто, что должно быть совершенно очевидным, а именно что любая онтологическая область характеризуется также своими онтологическими принципами, являющимися отчасти уточнением или специализацией наиболее «общих онтологических» (т. е. метафизических) принципов, а отчасти имеющими статус гипотетических исходных предположений (пресуппозиций), для которых не приводится ни убедительных рациональных аргументов, ни эмпирических свидетельств. Например, абсолютное время и абсолютное пространство являются такими онтологическими принципами ньютоновской механики, но не принимаются в теории относительности. Ясно, что когда мы переходим от физики к биологии, психологии, социологии и другим наукам, соответствующие онтологические принципы тоже должны в значительной степени меняться. Это – убедительный аргумент против любых форм редукционизма; он должен также помочь нам понять, в каком смысле существуют несоответствия между разными научными теориями, и причины этих несоответствий. Например, мы уже ответили, что квантовая механика не фальсифицирует классическую, поскольку операциональные критерии у этих двух теорий разные. Теперь мы можем добавить, например, что некоторые «удивительные» или «поразительные» высказывания специальной теории относительности, приводившие в недоумение многих ученых, которые пытались объяснять при помощи сложных «интерпретаций», могут утратить свою парадоксальную видимость, если мы поймем, что они были парадоксальными только потому, что о них судили в рамках онтологии классической механики, в то время как они естественны и могут приниматься в буквальном смысле, если рассматривать их должным образом в рамках онтологии специальной теории относительности, в которой, в частности, абсолютность времени и пространства уже не являются предполагаемыми онтологическими принципами
[431].
