Здесь нам важно подчеркнуть, что все эти концепции предполагают сопоставление предложения с чем-то данным; и, поскольку «данность» есть, согласно нашей концепции, признак референциальности, мы имеем право сказать, что структуре истинности внутренне присуще предусматривать отношение предложения (или, лучше, пропозиции) к некоторого рода референту
[218].
4.4.4. Определение истины по Тарскому
Наша позиция кажется также вполне соответствующей самому строгому и знаменитому определению истинности из предложенных в современной философии – определению Альфреда Тарского
[219]. Мы не собираемся представлять и комментировать здесь это определение, а просто примем его хорошо известные основные черты как некоторого рода путеводитель для развития наших соображений.
Понятие «определения» имеет разное значения в современных логике, методологии и философии языка, где рассматриваются разные «роды» и процедуры определения. Но самая основная функция, которую мы приписываем определению, – то, что оно объясняет значение понятия; и самый стандартный и простой способ осуществления этой функции выражается в форме так называемого «явного определения». Предполагается, что такое определение обеспечивает необходимые и достаточные условия для понимания этого значения. Если нам повезет, выполнение этой задачи может быть выражено в языке предложением, имеющим форму эквивалентности («если и только если»), в котором определяющее (дефиниенс) эквивалентен определяемому (дефиниендуму). Это имеет место, в частности, и в определении истинности по Тарскому.
Предложение, выражающее определение, должно, очевидно, принадлежать языку, на котором могут быть сформулированы обе стороны нашей эквивалентности, и потому, если мы собираемся определить истинность некоторого предложения, мы должны сделать это в языке, в котором, с одной стороны, предложение первого языка («языка-объекта») идентифицируемо и обозначается некоторым именем, а с другой стороны, выразимо также и условие, заданное в определяющем. В нашем случае, используя, например, в качестве метаязыка русский, а в качестве языка-объекта итальянский, мы могли бы сказать:
“La neve è bianca” истинно, если и только если снег бел.
Нам не нужны кавычки для «снег бел», поскольку в метаязыке это предложение имеет интенцию относиться к миру, а не к языку=объекту.
Более обычное употребление, как хорошо известно, предусматривает использование только одного языка, а также кавычек для указания метаязыкового упоминания некоторого предложения, т. е. в нашем случае:
(Т) «Снег бел» истинно, если и только если снег бел
[220].
Во всяком случае, независимо от применяемых визуальных приемов, должно быть ясно, что в метаязыке мы имеем слева от знака эквивалентности упоминание некоторого предложения, а справа от него упоминание некоторого референта. С другой стороны, это означает, что метаязык играет здесь роль языка референции. Этот момент надо хорошо понимать. Можно по внешнему впечатлению склоняться к тому, что, поскольку цель определения – связывать разные значения, эквивалентность просто приравнивает значение левой стороны к значению правой. В некотором смысле это верно, но мы не должны забывать, что наша задача здесь – разъяснить значение не «Снег бел», а «“Снег бел” истинно». Разницу между этими двумя ситуациями отрицать невозможно, хотя адекватное объяснение этого может потребовать достаточно подробного рассмотрения; во всяком случае, она очевидна, если мы открыто используем два языка. В данном случае мы скажем:
