«La neve è bianca» значит “Снег бел”, где ясно, что это высказывание о предложениях, поскольку в его второй части мы снова упоминаем предложение (фактически предложение метаязыка, само рассматриваемое металингвистически). Поэтому у нас остается только вопрос (вполне согласующийся с тем, что мы говорили о том факте, что требование истинности постулирует нечто в дополнение к эксплицированию значения) о том, что значение предложения «“Снег бел” истинно» отождествляется в метаязыке не со значением предложения языка-объекта «Снег бел», а с референциальным коррелятом этого предложения (т. е. с положением дел, к которому оно отсылает).
4.4.5. Семантический и апофантический дискурс
Мы понимаем, что с эти вопросом не все еще ясно, и постараемся прояснить это, прибегнув к традиционному различению, которым, к сожалению, в последнее время пренебрегали, – различению семантического логоса и апофантического логоса, – о котором мы уже вспоминали в разд. 4.1.1. Уровень семантического логоса – тот, на котором мы пытаемся установить, проанализировать или прояснить значения; на уровне апофантического, или декларативного, логоса мы высказываем утверждения, утверждая или отрицая нечто
[221]. Из сказанного до сих пор совершенно ясно, что «проблема истинности» (понимаемая как проблема установления того, истинно ли данное предложение) по природе апофантическая, поскольку это проблема связывания смысла с референтом (с имеющим место фактом), а не проблема анализа смысла. Но теперь мы можем поставить тонкий вопрос: в самом определении истины имеем мы дело с семантической или с апофантической проблемой? Поначалу вопрос кажется ненужным, поскольку всем известно, что определения играют роль наделения значением, или смыслом, что представляется по преимуществу семантической проблемой. Однако дела не столь просты, поскольку это задача, присущая номинальным определениям. Но философская традиция рассматривает также и реальные определения, задача которых – явно выразить то, чем определяемое нечто «на самом деле является». Поэтому задача реальных определений не просто лингвистическая (и как таковая допускающая известную долю условности), но и в то же время связана с «объективными условиями». Другими словами, реальное определение лежит где-то между семантическим и апофантическим логосами, поскольку оно должно быть в некотором смысле истинным (или, точнее, адекватным).
Мы не хотим следовать далее этой линии рассуждений, поскольку она завела бы нас слишком далеко в сторону. Мы просто упомянем эту точку зрения, чтобы привлечь внимание к двум вещам. Первая – то, что, даже не претендуя на то, что «реальное определение» выражает сущность вещи, мы имеем право требовать, чтобы оно по крайней мере правильно выражало или проясняло значение определяемого понятия (в то время как номинальное определение просто устанавливает или задает значение, более или менее условно). Для простоты можно представлять себе это значение как соответствующее обычному пониманию данного понятия, вытекающему из его употребления. Вторая – то, что это общее требование относится и к определению истинности. Заметим, что, предлагая свое определение истинности для формальных языков, Тарский открыто сказал, что хочет сделать явным и строгим обычный способ понимания понятия истины и, более того, хочет, чтобы его определение было не только «формально правильным», но и «материально адекватным», т. е. чтобы из него следовало, что все интуитивно истинные предложения были истинными в соответствии с его определением
[222].
Имея в виду эти предпосылки, рассмотрим заново определение истинности (в смысле «истинно») для одного предложения:
(Т) «Снег бел» истинно, если и только если снег бел, всерьез считая, что это определение должно сделать явным некоторое значение, а именно значение левой стороны. Общепринятая задача явных определений – сделать определяемое и определяющее полностью взаимозаменимыми, так чтобы само определение могло рассматриваться как «правило вычеркивания», позволяющее нам исключать из любого контекста одно из двух выражений (в частности, определяемое), заменяя его другим. Это было и целью Тарского. Как он объяснял в своей работе 1944 г., обычное понятие истинности отчасти неоднозначно, так что его употребление может приводить к противоречиям (таким, как антиномия лжеца). Поэтому его целью было построить явное определение, такое, чтобы можно было обойтись без термина «истинно», заменяя его условиями, в формулировке которых использовались бы только не вызывающие проблем понятия и признаки
[223]. Однако кажется очевидным, что (Т) не дает нам такого явного определения «истинно», т. е. такого определения, которое могло бы использоваться как правило вычеркивания. Оно скорее непосредственно выражает наше интуитивное понимание истинности. Правая сторона (Т) не похожа на определительную замену соответствующей левой стороны.
