В тот день Франсиско уже не искал любимое дитя – он искал лишь безжизненное тело. Напрасно мама зажигала в ту ночь свет. Отец ничего не сказал, не желая отнимать у нее последнюю надежду. Через несколько дней он признался, что, когда Симонопио не вернулся, его охватила уверенность, что мальчик мертв. В противном случае что помешало бы ему вернуться домой ужинать и лечь спать?
Папа напился маминого кофе, собираясь на рассвете после тревожной и бессонной ночи созвать всех дееспособных работников и продолжить поиски. Вернулся в комнату и умылся холодной водой. Мама дремала в гостиной, даже из притворства она не смогла допить остатки дрянного кофе, который сварила ночью. Думаю, ей было бы лучше провести ночь за шитьем, и будь я рядом, непременно предложил бы ей заняться этим. Всю ночь она то нервничала из-за Симонопио, то удивлялась папе, который беспрерывно подливал себе кофе и пил чашку за чашкой, причем на лице его не было гримасы отвращения. Потихоньку, чтобы не разбудить маму, отец открыл входную дверь, и первое, что он увидел на крыльце в утренних сумерках, был Симонопио.
У тебя есть дети? Нет? Когда появятся, ты поймешь, что движет родителями, чей ребенок теряется или уходит на поиски приключений. Разыскивая его, они приговаривают: «Когда найду – повешу» или: «Когда он слезет с верхушки дерева, убью сорванца». Я никогда этого не понимал, хотя много раз слышал подобные проклятия от моей невозмутимой обычно матери в свой адрес.
Надо стать родителем, чтобы понять, каким образом из величайшей любви рождаются столь зверские намерения. Надо как следует испугаться за собственного ребенка, чтобы понять чувства человека, решившего, что его ребенок погиб, а затем вдруг обнаружившего, что тот веселится, играет у соседей или потирает больные ягодицы после падения в опунцию. Или же, как в этом случае, обнаруживает на крыльце Симонопио, который возвратился с прогулки жив и здоров и без единой царапины. Если бы у тебя были дети, ты бы понял, почему первым желанием моего отца было схватить Симонопио за руки и трясти до тех пор, пока тот не развалится на части, или орать на него, пока он не оглохнет. Но, встряхнув его пару раз, отец обнял мальчика. Крепко обнял и прижал к себе.
Такими их застала мама. Ей хотелось тоже встряхнуть Симонопио, но она сдержалась, потому что дело было сделано, а бесчисленные чашки кофе настойчиво призывали ее бежать в туалет.
33
Как я уже говорил, мама раскаивалась в том, что разрешила крестнику перебраться в сарай. Думаю, папа тоже. Как они ни старались, они не могли понять, почему Симонопио отказался от роли папиного спутника и без спросу исчезал, иной раз на три ночи подряд. В тот же день, когда папа и Симонопио обнялись на крыльце, тот вновь покинул дом, чтобы бродить по горам неведомыми тропами. Вскоре родители заметили, что на его кровати нет одеяла, однако няня Реха на своем посту под навесом сарая, с некоторых пор превратившегося в спальню Симонопио, выслушав их, не открыла глаз, даже чтобы моргнуть в ответ. Ее молчание родители сочли признаком того, что старуха не беспокоится за ребенка и тот знает, что делает. Как-то мама ему сказала: «Завтра в 12 дня мы уезжаем в Монтеррей проведать девочек». Утром следующего дня Симонопио на месте не оказалось.
Чтобы не волноваться за мальчика, пока сама она была в Монтеррее, а отец на ранчо, мама каждый раз звала его с собой, но тот наотрез отказывался, сообщая об отказе своим исчезновением. Собираясь в Монтеррей в очередной раз, мама сказала:
– Давай же, Симонопио, поехали с нами. Там есть настоящий цирк со слонами, клоунами и львами. Сходим все вместе!
Это был единственный случай, когда Симонопио принял приглашение. Искушение было слишком велико. Но вернуться ему захотелось раньше запланированного, потому что он терпеть не мог спать в незнакомом месте, вдали от гор и своих пчел. Подозреваю, что сестры этому способствовали: у Кармен голова была занята любовью и ничем больше, а Консуэло… Консуэло оставалась Консуэло и наверняка тоже была в кого-нибудь влюблена. Она ни разу не обратила внимания на Симонопио, не сказала ему ни единого доброго слова и ни секунды не посвятила ребенку, оглушенному суетой нового города.
Два дня Симонопио с нетерпением ждал, пока наконец-то его не повели в цирк. Первым вышел слон. Мама заметила, что, пока публика хлопала, Симонопио помрачнел и ушел в себя. Вид огромного животного нисколько его не обрадовал, ему явно не терпелось уйти.
Это действительно было самое крупное животное, которое Симонопио доводилось видеть в жизни, однако, несмотря на свой внушительный размер, слон был на последнем издыхании и едва передвигал ноги. Цвет его был вовсе не таким, каким представлял себе мальчик, из боков выпирали ребра. Слон умирал от тоски и прозябания в темнице. И что самое ужасное, никто этого не замечал. Его заставляли поднимать сначала одну ногу, потом другую. Ходить по кругу, пока на его костлявой спине кувыркалась женщина, затем вставать на задние ноги, а хоботом ловить мяч и снова бросать его дрессировщику.
Следом за слоном появился лев с укротителем; в руках у последнего был хлыст и факел, с помощью которого он заставлял льва прыгать через горящие обручи. Затем лев перескакивал с табуретки на табуретку и время от времени ревел, но все это был фарс, потому что в глазах животного не было ни следа присущей ему кровожадности. Он двигался, изредка ревел, кнут заставлял его проделывать всякие потешные трюки, но внутри он словно умер. В какой-то момент на глаза Симонопио навернулись слезы. Чуть позже на арену выскочила стайка клоунов: если животных в цирке было только двое, слон да лев, клоунов выступала целая дюжина всех мастей и размеров, от гиганта до карлика.
Ты слышал когда-нибудь о коулрофобии, молодой человек? Это безумный иррациональный страх перед клоунами. На мгновение Симонопио захватила коулрофобия. Увидев размалеванных существ со странной физиономией, которые прохаживались неподалеку по арене и делали то, за что им платили, а именно – валяли дурака, Симонопио разразился рыданиями. Не хныкал, не ныл, куда там! Это был отчаянный громкий рев.
Надо заметить, бедная мама ни разу не видела, чтобы Симонопио уронил хотя бы слезинку, так что можешь представить, как напугал ее этот приступ коулрофобии, хоть она и не подозревала, что такая болезнь существует. И если сейчас мы знаем, что есть специальный термин, обозначающий тех, кто боится клоунов, наверняка есть название и для клоуна, который наслаждается страданиями подобного человека. Складывалось впечатление, что у кривляк имелся специальный радар, чтобы определять возможную жертву этой пытки, тем более речь шла о богачах, заплативших круглую сумму, чтобы увидеть их выступление.
Вспоминая тот случай, мама утверждала, что клоун двинулся прямо на Симонопио. Мама не знала, что делать: успокаивать мальчика, извиняться перед зрителями за причиненные неудобства или зонтиком отбиваться от клоунов, чтобы те не лезли к ребенку. Она сделала выбор в пользу зонтика, после чего они все встали и поспешно покинули цирк, причем Симонопио прорыдал безутешно всю ночь и даже часть следующего дня, пока мама не сказала: «Хватит рыдать, Симонопио. Если мы выйдем прямо сейчас, то успеем на линаресский поезд».
