На обратном пути, проезжая мимо Альты и начисто про это забыв, мама внезапно потеряла нить своего монолога, призванного утешить Симонопио, и притихла. Разумеется, она понимала, что от моего расстрелянного деда нет и следа, а если и есть – ни за что не стала бы искать это место. Да и вряд ли мой дед захотел бы там оставаться – зачем ему это, если на свете существовали его любимые места, например асьенда или кабинетбиблиотека?
Каждый раз, когда поезд, доставлявший Беатрис в Монтеррей, проходил мимо Альты, она припадала к окну, ожидая увидеть на горизонте армию, которая вот-вот нападет на поезд, что в прошлом случалось не раз. Годы спустя она признавалась, что чувствовала странное влечение к этому месту: будто желала вновь убедиться в том, не осталось ли каких-то свидетельств жизни и смерти ее отца, почувствовать озноб, вызванный царившими тогда ненавистью и ужасом, которым наверняка пропитались соседние деревья и даже сама земля, эти немые свидетели убийства.
Ничего особенного она не замечала и чувствовала облегчение: в те разы, когда ей доводилось проезжать через это место, никто ни разу их не задержал. Папа объяснял, что с точки зрения тактики Альта был идеальным местом для засады, вот почему то одна, то другая сторона использовала ее для нанесения максимального урона противнику. Несмотря на то что это было место множества столкновений, мама ни разу не заметила следов насилия, а деревья казались ей такими же сухими или такими же зелеными – в зависимости от времени года, – как в любом другом месте: их листья не изменили форму, их корни, скрытые под землей, не претерпели изменений после того, как их орошали кровью и прочими человеческими жидкостями.
Она знала, что так и будет приникать в этом месте к окну и ее никогда не покинет смутная тоска, вызванная утратой отца. Симонопио осторожно взял ее за руку, отвлекая от созерцания и печали.
Когда они ступили на линаресскую землю, им показалось, что никакой поездки в Монтеррей не было. Симонопио вернулся к своим путешествиям, и, сколько бы его ни просили никуда не уходить, потому что вдали от дома может произойти что угодно, мальчик снова исчезал в горах, никого не предупредив. Отец по-прежнему ждал, что тот, как и раньше, будет появляться перед ним в самый неожиданный момент, но, к его удивлению, проходили дни, а Симонопио так ни разу и не отыскал его на плантациях. Видя, что мамин план поездки в Монтеррей провалился, он решил пригласить его съездить вместе в Тамаулипас. Симонопио любил природу и приключения, а на далеких животноводческих ранчо того и другого было предостаточно.
Обрадовавшись поначалу папиному приглашению, в итоге Симонопио все-таки отказался. Родители ошибались, полагая, что он просто бродит по окрестностям, не имея ни плана, ни цели. Со временем они поняли, куда он ходил и чего искал, но до этого еще оставалось много месяцев. Они отправили Мартина в горы вместе с мальчиком, надеясь, что эта идея придется тому по вкусу, но каждый раз пеон возвращался ни с чем:
– Идем мы, идем, потом смотрю – а парнишку как ветром сдуло.
Тогда отец предложил Симонопио свою компанию, несмотря на то что занимался спасением земли, но взгляд Симонопио был красноречив: он этого не хотел. Мама рассказывала, что они даже обратились за помощью к няне Рехе, чтобы старуха отговорила мальчика от прогулок в одиночестве, однако переговоры не возымели успеха: няня так и не открыла сомкнутых век. Она не хотела ввязываться в это дело, и огорченные родители восприняли ее отказ как знак того, что Симонопио и его вылазки лучше оставить в покое.
Поскольку выхода не оставалось, отец подарил Симонопио легкий и простой в использовании спальный мешок. А еще складной нож, который подарил ему дед, когда отец был ребенком. Дал он ему также фляжку и кремень, чтобы в случае необходимости Симонопио развел костер и спасся от холода, темноты и диких животных. Если ребенок так упрямо стремился спать под открытым небом, единственное, что им оставалось, – это обеспечить его всем необходимым.
– И больше не таскай одеяло с кровати, договорились?
Шло время, к отлучкам Симонопио все привыкли, но родители так и не перестали за него беспокоиться. Однажды они заметили среди его снаряжения мачете, но промолчали. Даже не обсудили это друг с другом.
Когда мама отправилась в Монтеррей в следующий раз, проезжая мимо Альты, она вновь выглянула в окошко. Никаких следов деда видно не было. Не увидела она и солдат, сидящих в засаде. Единственным новшеством окружавшего ее пейзажа был стоявший вдалеке на камне Симонопио, который махал ей рукой, будто касаясь облаков. Отныне это случалось каждый раз, когда мама проезжала мимо этого места как туда, так и обратно.
Каким образом добирался Симонопио пешком так далеко? Как он узнавал, что именно в это время она проезжает мимо в поезде, если порой она и сама не была уверена, когда отправится в Монтеррей? Этого мама так и не узнала. Когда речь заходила о Симонопио, мало что поддавалось объяснению.
С того раза, как она впервые прильнула к окошку вагона и увидела, как он стоит на камне, она больше не искала следов деда или солдат. Глядя в окошко медленно движущегося поезда, она высматривала только Симонопио, и, когда неизменно находила его глазами, страх и тоска оставляли ее.
34
«Куда сбегает этот дьявол, так что никто не может его найти?» Ансельмо Эспирикуэте по-прежнему не давало покоя присутствие в поместье Симонопио. Его раздражало, что тот наслаждается благополучной жизнью, будучи баловнем обоих хозяев.
Мальчишка родился и появился в этих местах всего двумя месяцами позже его дочери, однако ей, бедняжке, ничего не предлагали: ни вкусной еды, ни теплой постели. Его девочке, у которой не было ничего, кроме милого детского личика, никто ничего не давал. А парню с физиономией, которую поцеловал сам дьявол, давали все, начиная с одежды и заканчивая свободным временем. Этот щенок не ведал нужды и лишений.
Стоило чертенку пожелать отдельную комнату, ему мигом ее обеспечили. Если щенок терялся, его искали всем миром, забыв про то, что дьявол никогда не пропадает – дьявол прячется. Демоненок планировал, выжидал, устраивал засаду и выскакивал из нее.
Ансельмо Эспирикуэта не понимал хозяина. «Такой начитанный, образованный, а что толку, если он даже не задается вопросом, куда исчезает этот подлый чертенок и что там делает?» С некоторых пор Симонопио пропадал в горах почти все время.
Кое-какие соображения у Ансельмо имелись: он полагал, что мальчик целыми днями бродит вокруг него, Эспирикуэты, а потом, когда тот с наступлением темноты возвращается домой, бредет за ним след в след. Этот дьяволенок в детском обличье очень хитер и подл, однако Ансельмо иногда удавалось расслышать его медленные или, наоборот, поспешные шаги – в зависимости от того, с какой скоростью двигался он сам. Когда же он останавливался, шаги, которые его постоянно преследовали, также замирали. «Выходи, демоненок!» – кричал Эспирикуэта, но тот носу не показывал, однако, стоило пеону вновь пуститься в путь, немедленно возобновлял свое преследование. Он шел за беднягой до самого дома, дожидался, пока тот уляжется спать, чтобы прерывать его сон и похищать покой. Демоненок ни разу не попался ему на глаза – таково одно из свойств нечистой силы, но Ансельмо чувствовал его в каждой качнувшейся ветке, росшей возле его дома, в каждом ударе ставен, в каждом стоне, срывавшемся с губ двоих оставшихся у него детей. Ансельмо знал, что, если он ослабит защиту, если забудет на ночь благословить дом, дьявол в обличье ребенка явится к нему, чтобы украсть все до последнего вздоха, как он уже это сделал с его женой и остальными детьми.
