– Осторожнее! – не удержавшись, воскликнули некоторые.
Беатрис оглянулась на дам, чтобы все объяснить, Франсиско же их даже не замечал. Все привыкли к тому, что пчелы вьются вокруг Симонопио, преспокойно садятся на лицо и ползают по щекам, однако никто прежде не видел, чтобы их было так много. В тот день Симонопио сопровождали все пчелы до единой. Будто целый рой вылетел ему навстречу, чтобы поприветствовать или просто быть рядом. Как будто был какой-то особенный повод. Подобное количество испугало бы кого угодно, однако Франсиско хорошо знал пчел Симонопио, а пчелы хорошо знали его. Они ни разу его не укусили. «Не ужалят и на этот раз», – подумал Франсиско и без колебаний двинулся навстречу крестнику. Издали до отца донеслись жалобы и извинения Консуэло, которые она обращала к своему жениху и прочим юным гостям, устыдившись внезапного появления подкидыша.
– Вы только посмотрите, в каком он виде! Стыд какой!
Франсиско понадеялся, что Беатрис все уладит, утихомирив возмущенную младшую дочь. Он не понял, что произошло дальше – подошел ли он слишком близко или Симонопио попросил пчел отступить, но внезапно, словно подчиняясь неведомой воле, дружно гудящий оркестр насекомых умчался прочь. Осталась одна пчела, сидящая на шее Симонопио.
– Хочешь поздороваться с гостями? – обратился к нему Франсиско.
Его не удивило, что Симонопио отрицательно покачал головой. Он и сам оторопел, увидев крестника в окружении тучи пчел, но не потому, что Симонопио исчезал на несколько дней, а потому, что обычно он всеми силами избегал чужаков и сторонился гостей. Однако сейчас он был здесь, и во взгляде его читалась улыбка.
– Вижу, ты в порядке, – продолжал Франсиско.
Это был не вопрос, а утверждение. Кивнув, Симонопио принялся вытаскивать из рюкзака пок ла ж у.
– Что там у тебя?
Мальчик достал сложенный спальный мешок, положил на землю и развернул. Внутри виднелся какой-то предмет, завернутый в тряпку. Симонопио поднял его и протянул крестному.
– Можно посмотреть?
Симонопио кивнул, пристально глядя ему в глаза. Внутри, по мнению крестника, было что-то очень важное. Затаив дыхание Франсиско осторожно развернул протянутый сверток, вспоминая день, когда увидел Симонопио впервые: тот был завернут в шаль, в другом свертке лежали пчелиные соты. Что ж, предосторожность не помешает и теперь, подумал Франсиско. Развернув сверток полностью, он резко выдохнул, с облегчением глядя на его содержимое: перед ним были две пустые половинки апельсина, высушенные и напоминавшие панцирь. Вместе они образовывали круглую коробочку. Симонопио разъединил половинки, и содержимое посыпалось на землю мелким белым дождем. Франсиско проводил подношение взглядом, не спеша наклоняться к нему. Изысканный аромат наполнил его ноздри.
– Это цветы для невесты? – воскликнула сеньора Домингес; когда пчелы улетели, она тоже с любопытством приблизилась, чтобы рассмотреть сверток, принесенный мальчиком в рюкзаке.
– Это ты Кармен принес подарок, Симонопио? Апельсиновый цвет? – Беатрис недоверчиво рассматривала белые цветки, которые в их окрестностях никто не видел. – Где ты их достал?
– Это не для Кармен. Это для меня, – ответил Франсиско, не поднимая взгляда от цветков, колыхаемых ветром.
Затем один за другим подобрал их, стараясь не помять лепестки. Все удивленно смотрели, как Франсиско складывает цветки обратно в коробочку из апельсиновых корок и заворачивает в тряпку, не говоря ни слова, направляется в дом, а за ним по пятам следует странный пчелиный мальчик.
39
Франсиско надеялся, что Беатрис вернулась к гостям, озадаченным необъяснимым поведением исчезнувшего хозяина. Он ценил хорошие манеры и прекрасно знал, что покидать стол и компанию – моветон. Но Симонопио принес ему цветы, чего никогда не делал прежде. Оказавшись в кабинете и усевшись за стол, он вновь осторожно развернул тряпку, с сожалением отметив, что несколько цветков помялись, упав на землю. К тому же сорваны они были довольно давно, их неминуемая гибель приближалась, но Франсиско не делал ничего, чтобы замедлить процесс: все живое умирает, увядают даже эти чудесные цветы, думал он. Поставить их в воду было бы всего лишь отсрочкой неизбежного. Однако его это не беспокоило.
Симонопио лишил их жизни не просто так. Увидев цветы, Франсиско все понял: мальчик наконец достиг своей цели. Мой отец молча смотрел на стоявшего перед ним крестника, который терпеливо дожидался, пока зубчики разума Франсиско отряхнут ржавчину и паутину, что покрыли их за годы войны, неопределенности, неукоснительного следования обычаям и традициям прошлого.
– Ты добрался до Монтеморелоса. Шел по горам?
Франсиско не нуждался в ответе: он знал его заранее. Эти деревья в конце прошлого века посадил некто мистер Джозеф Робертсон. Он появился в здешних местах, чтобы проложить железную дорогу, да так и осел тут со своими заграничными идеями. Однажды Робертсон отправился в Калифорнию и доставил оттуда вагоны апельсиновых деревьев, которые надеялся посадить в Монтеморелосе. Его не волновало, что местные смеются, называя его сумасшедшим гринго, потому что он не желал сажать сахарный тростник, маис и пшеницу, как с незапамятных времен поступали все нормальные люди.
– С тех пор в Монтеморелосе растут эти деревья, – продолжал Франсиско. – А мы сажаем то же самое и тем же способом, что и наши предки. И теперь того и гляди все потеряем. Робертсон уже стар, но деревья, которые он посадил тридцать лет назад, живы и будут расти, даже когда он умрет.
Дерево, с которого Симонопио сорвал цветы, чтобы подарить крестному, вот уже около тридцати лет плодоносит на одной и той же земле. Все это время хозяину не приходилось подготавливать землю, чтобы получить хороший урожай, или оставлять ее под пар; деревья росли как трава, предоставленные самим себе, но, начав плодоносить, уже не прекращали. Когда-то Франсиско пробовал те апельсины: они были превосходны.
В тот день он решил, что посадит свою собственную плантацию. Найдет рынок, чтобы сбывать урожай, когда деревья начнут плодоносить. Это решение он принял без колебаний: тридцать лет богатых урожаев, продемонстрированные в Монтеморелосе, рассеивали опасения, что здешняя земля не подходит для выращивания апельсинов. Воплотить идеи, которые постепенно заполняли его сознание, было недешево и непросто, однако он был уверен, что решение всех его проблем – белые цветочки, которые принес ему крестник.
– Завтра поеду в Калифорнию. Ты со мной, Симонопио?
40
Постукивание поезда убаюкивало, но она не спала: спать на публике – дурной вкус. Она пообещала себе, что просто закроет глаза и немного подремлет. Беатрис Моралес не понимала, почему в последнее время чувствует себя такой усталой. Возможно, постоянные поездки в Монтеррей начали тяготить новоявленную бабушку.
Обе дочери вышли замуж. Беатрис радовалась, что больше не обязана мотаться в Монтеррей, чтобы присматривать за ними, когда те ходили в невестах. Она понимала, что поездки не закончатся, что она и дальше будет ездить туда-сюда, чтобы побыть с внуками, но чувство, с которым она каждый раз садилась в монтеррейский поезд, раскаиваясь в душе, что покидает свое дежурство у родного очага, отличалось от того, с которым она возвращалась в Линарес и принадлежащий ей дом.
