– Идем, Пола.
Если моль не истребить вовремя, она за пару недель покончит со всем добром. Встревоженная Беатрис, как всякая хозяйка на ее месте, вплотную занялась этим делом, когда запряженная мулом повозка медленно выехала за пределы двора. Франсиско великодушно доверил имениннику править мулом. Беатрис этого не видела, она была расстроена и встревожена вторжением насекомых, к тому же ее тошнило от запаха камфары. Провожать мужа и сына она так и не вышла.
65
Рано утром к Симонопио явился Франсиско-младший, чтобы сообщить, что он не сможет пойти вместе с ним поглазеть на Пелудо.
– Поезжай с нами, Симонопио. Поработаем вместе.
Впервые мальчик отправлялся на плантации без него. Симонопио ехать отказался: это был первый случай, когда отец и сын собрались провести время вдвоем вдали от дома. С отцом мальчик будет в безопасности, решил Симонопио, а он тем временем спокойно отправится по своим делам. Это был веский предлог: ни за что на свете не пропустит Симонопио спектакль на мельнице.
Если бы его позвал крестный, он бы поехал без раздумий. Ему он ни в чем не осмелился бы отказать, даже если бы тот пригласил его на плантацию вместо того, чтобы смотреть на чудо. И тогда Симонопио провел бы весь день с ними, мечтая оказаться в другом месте, возле реки, где Педро Пелудо поет под водой без какого-либо устройства.
Он ждал этого дня с нетерпением, мечтая взять с собой и Франсиско, как они договаривались, потому что знал, что такого случая им больше не представится. Но ему было приятно видеть, как мальчик выезжает за ворота, управляя мулом, довольный тем, что его взяли на такое ответственное задание. Насколько он знал, отец и сын отправились на одну из плантаций. Во время отдыха они разведут костер, который спасет их от пронзительного холода. Пообедают вместе в тени какого-нибудь дерева, закутавшись в одеяла: он видел, как няня Пола положила их в повозку.
Собираясь к реке в одиночестве, Симонопио не нарушал своего обещания. Он прочел это в глазах у Франсиско-младшего. Несмотря на то что в течение пяти дней оба не думали ни о чем другом, поющий в воде Педро Пелудо мигом вылетел у мальчика из головы: внезапный шанс провести целый день с отцом затмил желанное представление. Как-нибудь в другой раз Симонопио тоже с удовольствием отправится с ними, но только не сегодня: этот день принадлежал отцу и сыну, им двоим, и никому больше. Разжигая костер для няни Рехи, чтобы уберечь старуху от непривычного холода, он видел, как повозка удаляется, и молча простился, помахав на прощание рукой. Симонопио знал, что Франсиско-младший запомнит этот день навсегда. В любом случае он дал себе слово, что перескажет мальчику все подробности вечеринки на реке.
Да, он пойдет один. Как сам он не принял приглашение Франсиско-младшего, так и пчелы отказались его сопровождать: была весна, но ближайшие четыре дня обещали быть холодными, и пчелы предпочли остаться в улье в ожидании тепла и солнца. Пробираясь кратчайшим путем – пчелиными тропами, известными ему одному, – в направлении, противоположном Франсискосыну и Франсиско-отцу, Симонопио прибыл к мельнице Ла-Вердад первым. Его опередил лишь старший сын Пелудо, назначенный казначеем: узнав, что зрители соберутся раньше назначенного часа и устроят пикник, он заранее расположился на поляне, зорко приглядывая за тем, чтобы никто не занял место, не заплатив причитающихся двадцати сентаво. Симонопио протянул деньги с радостью. К удивлению казначея, этот первый зритель сразу же залез в ледяную воду, прошел несколько метров и уселся на выступающий из воды огромный камень.
Симонопио не боялся промочить ноги, бредя по воде в сторону своего наблюдательного пункта. Не пугал его и холод: главное – с камня открывался отличный вид на импровизированную сцену, где будет разыгран спектакль, к тому же не нужно будет толкаться среди прибывающей со всех сторон публики. Отправься он с Франсиско-младшим, ему бы не удалось занять столь ценное место: если бы мальчик промочил ноги и просидел в таком виде несколько часов, то непременно бы заболел.
Симонопио достал кувшинчик с медом, прикрытый восковой крышечкой, который всегда носил с собой в сумке, и, понемногу закусывая, принялся терпеливо ждать.
66
С тех пор прошло столько лет и случилось столько всего, что сейчас я уже не вспомню, по какой дороге мы прибыли в конечную точку пути. Помню, что все мне казалось новым, а значит, наша повозка катилась не по привычной дороге, соединяющей Амистад и Флориду, которую я узнавал по мертвому дереву – все ветки сухие и искореженные, а одна зеленая и шелестящая – да по торчащей скале, похожей на сердитого дядьку, который вот-вот прыгнет на дорогу. Проезжая мимо, я в ужасе представлял, как он смотрит мне вслед.
В тот день наша повозка катила по неизвестной мне прежде дороге, которая вела мимо блестящей полоски реки и работающих в поле пеонов. Все они косились на нас, опасаясь, что хозяин передумал отпускать их средь бела дня и взамен зрелища они получат новые поручения, но папа лишь одобрительно кивал, глядя на их труды, и, не задерживаясь, ехал дальше. Должно быть, пеоны вздыхали с облегчением.
Через некоторое время мы повстречали первых людей, как пеших, так и конных, двигавшихся в направлении, противоположном нашему. Все, кроме нас, устремились к реке. «Приду в понедельник в школу, а одноклассники только об этом и говорят. Спросят меня, почему я не пришел». Но мне было безразлично, что они скажут. Тайна Пелудо испарилась из моего сознания. Новые чудеса поглотили его целиком: управлять мулом, чувствовать, что помогаю отцу в его ежедневном труде, сидеть с ним плечо к плечу, слушая его планы на ближайшее и чуть более отдаленное будущее.
Поездка наша была самой обыкновенной, и ехали мы всего лишь на обычную плантацию, но для меня это было настоящее приключение. Думаю, в тот день я интуитивно угадывал, что дорога важнее конечной точки пути. Пообедать остановились рано. Дорога опустела: никто больше не шел нам навстречу к реке. Казалось, мы одни посреди полей, не считая сорок, кроликов и прочих зверушек, мельтешащих там и сям. Я жевал яичные тако с картошкой и чоризо, не жалуясь на то, что от чоризо у меня всегда пучит живот, а мама про это забывает.
Не знаю, виною ли тому тошнота, которую всегда вызывало у меня съеденное чоризо, близость конечного пункта или часы, проведенные вдали от Симонопио, но внезапно я почувствовал тяжесть в сердце: общество отца придавало мне уверенности и отваги, однако я заметил, что за все часы, проведенные вместе, он ни разу не задумался о том, что нас ждет за поворотом дороги или по ту сторону холма. Ни разу не остановился, чтобы определить, кто прошел нам навстречу, а кто идет вслед за нами. И я ни разу не заметил, чтобы где-то вдалеке он высматривал койота.
– Папа, ты знаешь, кто такой койот?
– Что?
– Койот охотится за Симонопио, потому что он лев.
– Кто лев – койот?
– Симонопио. А койот – это койот, он за нами следит, а мы от него убегаем.
– Ты боишься койота?
