Он знает, что у похищения Карлы Ортис финансовый мотив. Так что нужно просто не отходить ни на шаг от отца и, главное, быть с ним, когда он получит второй звонок от похитителей. И когда будет отдавать выкуп. Потому что отец заплатит, тут без вопросов. Денег у него хватает.
В любом случае капитан Парра знает, что, как только дело получит огласку, каждый его шаг будут изучать под микроскопом и ему следует подстраховаться.
Так что он решает продемонстрировать свою работу публике. О жертве еще никому ничего не известно, но он прекрасно понимает, что все эти фотографии рано или поздно появятся в СМИ. И, когда это случится, всем сразу станет ясно, что он принял все возможные меры, не пожалев усилий. И, пока по направлению к Конному центру едут BMW и «мерседесы», а их пассажиры фотографируют все вокруг, Парра улыбается.
Про себя, разумеется.
И при этом дает команды и активно жестикулирует, как и положено человеку действия.
13
Масло
Ментор оставил им на ресепшене ключи от новой «Ауди А8», почти такой же, как предыдущая, разве что цвет на этот раз не черный, а темно-синий. А на приборной панели он даже оставил записку.
Будьте так любезны, не разбейте мне и эту.
М.
читает Джон вслух и передает записку своей напарнице. Антония комкает ее и бросает на заднее сиденье.
– Может, пустишь меня за руль? – спрашивает она.
– Нет уж, спасибо.
– То есть ты теперь на его стороне?
– Я на стороне своего здоровья. Куда поедем?
– Вернемся в Ла-Финку.
– Я так полагаю, там находится первая нить к разгадке, про которую ты говорила?
– Вот скажи, почему, как ты думаешь, он оставил труп там? Ведь он мог бы выгрузить тело Альваро Труэбы на каком-нибудь пустыре. Но нет, он оставил тело в одном из домов его семьи, да еще в каком! У них есть больше дюжины домов, Эсекиэлю было из чего выбирать. И выбрал он тот, что находится в самом охраняемом районе Испании.
Джон медленно кивает, наслаждаясь при этом ездой по Гран-Виа. Как всегда, кругом ремонт. Как всегда, пробки. По его подсчетам, с такой скоростью они доедут до площади Сибелес не раньше, чем через два четверга.
– И не просто так оставил, а изрядно потрудился над оформлением места преступления. Он хотел оставить нам некое послание.
– Нет, не нам. До нас ему дела нет.
– А кому тогда?
– Не знаю, – печально отвечает Антония после долгого размышления. – Это-то меня и сбивает с толку. Если бы он был серийным убийцей, то непременно сделал бы так, чтобы о его деяниях стало известно всем. Если бы он был обычным похитителем, то потребовал бы денег и не стал бы оставлять послание. Если бы он просто хотел причинить зло конкретно семье Труэба…
– То не стал бы делать из места преступления театральную сцену, – договаривает за нее Джон. – И не стал бы похищать Карлу Ортис.
– И к тому же там есть религиозный подтекст. Преступление отсылает нас к двадцать третьему псалму.
Услышав это, Джон аж подпрыгивает на сиденье:
– Точно!.. «Ты умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена». Как же я мог об этом забыть?
– Вот уж не подумала бы, что ты религиозен, инспектор, – удивляется Антония.
– Я много лет изучал катехизис, дорогуля. У меня в памяти еще что-то осталось, кроме песни «У меня есть Друг, Который меня любит».
Про друга и про любовь – это правда в буквальном смысле. Джон стал изучать в институте катехизис по той же причине, по которой другие записываются в театральный университетский кружок. Но, окунувшись в этот мир, Джон проникся покоем, исходившим от того, что он слушал и изучал. Он так и не смог поверить в Церковь, которая не верила в него, но это и не важно, поскольку он был убежден, что Иисус в нее тоже не верит.
Антония же, разумеется, – убежденная приверженка атеизма, который, в свою очередь, также является своеобразной религией, разве что более дешевой.
– Пока мы спали, доктор Агуадо прислала мне по электронной почте письмо с составом масла, которое было в волосах Альваро Труэбы, – говорит Антония, открывая айпад. – Это оливковое масло с ароматом мирры. Она изучила этот вопрос, и, судя по всему, такое называется «Маслом для священного помазания».
– Для соборования. Священники слегка смазывают им лоб и руки умирающих.
– И какой, считается, от этого эффект?
– Это должно подготовить их к встрече с Богом. С тем же успехом можно смазать маслом верблюда, чтобы тот прошел сквозь игольное ушко.
Они оба пытаются не думать о последних минутах Альваро и о страданиях, которые ему пришлось пережить. Безуспешно.
– Но если такое масло непросто достать, возможно, нас это как-то выведет на след Эсекиэля, – с надеждой говорит Джон.
– Нет, я уже смотрела. Его можно купить за пять евро в любом интернет-магазине. Его продают даже в Эль Корте Инглес
[27]. Не говоря уж об эзотерических лавках Мадрида.
– Есть целый рынок масла для мертвецов?
– Его используют для ароматерапии и прочей ерунды.
Джон не перестает поражаться человеческой природе и особенно своей собственной. Каждый раз, когда он обнаруживает какой-то отдельный мир, о котором он даже и не подозревал, Джон очень удивляется. Сколько же психов на свете, думает он. Чем только люди не занимаются. И тут же удивляется своему собственному удивлению.
– То есть ты думаешь, мы имеем дело с религиозным фанатиком?
– Честно говоря, надеюсь, что нет. Иначе мне будет гораздо сложнее понять ход его мыслей.
Вся тяжесть мира лежит на плечах Антонии Скотт. Лицо ее мрачно, под глазами висят два фиолетовых гамака. Для нее уже стало делом чести поймать Эсекиэля и спасти Карлу Ортис. А такой подход обычно приводит к катастрофе. Но предостерегать ее смысла нет. Вместо этого Джон говорит ей:
– Что бы ни было, я с тобой.
Он хочет похлопать ее по плечу, но сдерживается, и вместо этого хлопает по спинке сиденья – недалеко от ее плеча, чтобы все-таки его побуждение было понятно.
И, кто бы мог подумать, Антония улыбается.
– Спасибо.
Еще и доброе слово сказала. Ну и чудеса.
В течение нескольких долгих минут она молчит, пока они выезжают из центра города и добираются до трассы М-40. Антония прерывает молчание, лишь когда они оказываются уже на полпути к Ла-Финке.
– Нет, я не думаю, что это религиозный фанатик. В его случае элементы религии – это просто приправа. Завершающий штрих для придания блеска.
