Из кухни они перебираются в гостиную и садятся на пол. Сквозь окошко просачивается дневное солнце. И в луче света танцуют миллионы пылинок.
– У тебя на редкость уютный дом, – говорит Джон, показывая на голые стены и пустое пространство вокруг.
– Когда это случилось с Маркосом, я решила от всего избавиться, – чуть слышно отвечает Антония. – Оставила только самое необходимое.
Она сейчас кажется еще более хрупкой и уязвимой, чем обычно.
– Вы с ним были очень близки.
– Мы и сейчас с ним близки. Маркос – он особенный. Он скульптор. И знаешь, он такой ласковый, такой милый…
– Как вы познакомились?
– В университете. Я училась на филологическом факультете. А он на факультете изящных искусств. Мы встретились на дне рождения одной общей подруги. Мы с ним тогда разговорились и так с тех пор и не можем наговориться. Через неделю я переехала к нему жить.
– Ты говорила мне, что это здание принадлежит ему?
– Оно досталось ему в наследство. Благодаря доходу от этого здания он мог посвящать себя исключительно творчеству. У него уже было несколько выставок в художественных галереях. Его карьера как раз начала идти в гору, когда…
Она не заканчивает фразу. Джон обводит жестом гостиную.
– Почему ты решила все убрать?
Антония пожимает плечами.
– Мой мозг… он не совсем обычный. Я могу делать то, чего не могут другие.
– Это я уже понял, – говорит Джон, отхлебывая кофе. – А что например?
– Я могу сказать тебе с ходу, в какой день недели ты родился…
– Четырнадцатое апреля 1974 года.
– Воскресенье. И если я что-то читаю, то сразу запоминаю наизусть.
– Посмотрим, – бросает ей вызов Джон, доставая из кармана упаковку жвачки и кладя ее на колени.
Антония смотрит на упаковку скептически.
– Я вообще-то не цирковая мартышка.
– Ну ладно тебе, я же прошу. И мы тут одни.
Антония переворачивает упаковку, читает состав и переворачивает снова:
– Подсластители (сорбит, изомальт, мальтитовый сироп, мальтит, аспартам, ацесульфам К), резиновая основа, наполнитель (E170), ароматизаторы, стабилизатор (E422), загуститель (E414), эмульгаторы (E472a, лецитин подсолнечника), красители (E171, E133), глазирующий агент (E903), антиоксидант (E321).
– Ух ты! Так ведь ты могла бы на уличных представлениях целое состояние сколотить.
– Ах, да, и не забудь: при чрезмерном употреблении может оказывать слабительное действие.
– Ну вообще чудесно.
– Ты ешь слишком много красного мяса.
– А что, мясо бывает каким-то другим? И вообще, я так и не понял, какое все это имеет отношение к тому, что у тебя в квартире нет мебели?
– Большинство людей имеют способность забывать, и эмоции от пережитого со временем притупляются. Моя же память практически совершенна. И любое тяжелое воспоминание может без конца причинять мне сильную боль. Поэтому у меня больше нет ничего, что напоминало бы мне о Маркосе.
– Кроме самого Маркоса, – как бы невзначай говорит Джон.
– Все ночи я провожу в его палате. Мне так чуть-чуть легче. Но днем я отхожу от его постели. Я прихожу сюда и занимаюсь… своими делами. Пытаюсь держаться, как могу.
– И так было всегда? Я имею в виду твою память.
– Нет, – отвечает Антония после паузы. – Не всегда.
– Что же с тобой сделали, девочка?
Антония вздыхает. Девочка. Она не говорит ему, что так ее зовет бабушка Скотт. И что бабушка задавала ей этот же самый вопрос уже тысячу раз. Она просто отводит взгляд.
– Я не могу тебе это рассказать.
Что сделали сначала
Черная комната, наполненная светом. Стены и потолок покрыты изолирующим материалом, настолько плотным, что сквозь него не проходит ни единого звука. Когда Ментор обращается к ней по громкоговорителю, его голос словно доносится одновременно отовсюду.
Антония сидит в центре в позе лотоса, на ней белая футболка и черные брюки. Ноги босые. В помещении холодно, хотя в любой момент температура воздуха может измениться. Ментор регулирует температуру по своему усмотрению – для дополнительного усложнения задания.
– 1997 год. Серб по имени Деян Милкиавич захватывает самолет, летящий в Барселону. Он требует у властей в обмен на освобождение ста четырнадцати пассажиров рюкзак с миллионом долларов и два парашюта. Самолет садится, и Милкиавич освобождает всех пассажиров. Затем он приказывает пилоту взлететь и взять курс на пустыню Монегрос. Когда они пролетают над пустыней, Милкиавич выпрыгивает из самолета, оставляя второй парашют в салоне. Почему?
– Если бы он попросил только один парашют, власти бы точно знали, что этот парашют для него, и могли бы дать ему бракованый. Но поскольку он попросил два, власти решили, что он собирается взять в заложники пилота, чьей жизнью они не могли рисковать, – сразу же отвечает Антония.
– Это легко. Теперь посмотри на экран.
Антония смотрит на огромный монитор, установленный напротив. Темный экран сменяется снимком, на котором изображена группа голых людей, смотрящих в камеру.
– Где это?
Глаза Антонии мгновенно сканируют изображение и тут же находят несоответствие.
– В раю.
– Почему?
– Тут есть мужчина и женщина без пупка.
– Слишком просто и слишком медленно.
Внизу монитора – красные цифры секундомера. Он измеряет время с точностью до тысячных долей секунды. Сейчас он показывает 02.437. Две целых и четыреста тридцать семь тысячных секунды.
– Каждый вечер ты даешь мне задание, и каждое утро я его выполняю, однако ты все равно на меня злишься.
Антония устала, ей едва удалось поспать этой ночью: по требованию Ментора она тренировала память, практически шесть часов подряд повторяя наизусть ряды простых чисел. Заминка.
– Будильник.
Секундомер останавливается на 01.055.
– Слишком долго. Ты должна прогрессировать быстрее.
– Мне просто нужен воздух.
Антония чувствует, что ее глаза слипаются, а голова начинает кружиться. Ментор вновь изменил уровень кислорода в помещении. Она думает, а не пора ли ей со всем этим покончить, бросить все это раз и навсегда. Проводить больше времени с Маркосом. Пусть даже он с большим пониманием относится к ее постоянному отсутствию, поскольку знает, что ей этого хочется, ей это нужно.
Или, скорее, он так предполагает. Потому что порой она чувствует себя настолько усталой, что даже сама уже не знает, зачем ей все это надо.
