Король, внешне учтиво поблагодаривший Фуке за это празднество, внутренне весь кипел от гнева, ибо, по сравнению с этим великолепием, его пустые старомодные дворцы и скромные увеселения имели жалкий вид. По-видимому, именно тогда у него зародилась мысль создать новый дворец, вне территории непокорного Парижа, где он мог бы наслаждаться жизнью и любовью своей фаворитки без каких бы ни то было помех. Во время обхода замка Фуке Людовик беспрестанно выспрашивал у хозяина, кто является создателем того или иного понравившегося ему предмета. Впоследствии все три создателя замка Во – Лево, Лебрён и Ленотр – были привлечены к работе над постройкой дворцового комплекса Версаля.
Но Людовик затаил злобу на этого подданного с вызывающе самонадеянным девизом в гербе, изображавшем белку: «Куда я только не заберусь». В начале сентября Фуке был арестован и отдан под суд, приговоривший его к вечному изгнанию, которое король мстительно заменил пожизненным заключением в замке Пиньероль. Там заключенному и было суждено скончаться в 1880 году.
1 ноября 1661 года произошло знаменательное событие государственного значения: королева родила сына, наследника престола, каковое событие было встречено всенародным ликованием. Младенца при крещении нарекли именем отца, Людовик, и оба родителя испытывали огромное счастье, ибо выполнили свой первейший долг перед отечеством. Однако это совершенно не значило, что отныне супруги могли спокойно почивать на лаврах. Детская смертность в те годы была высокой даже в аристократических домах, в королевских домах траур было принято объявлять лишь по случаю кончины отпрысков старше семи лет. Отсюда ограничиваться одним наследником было рискованно, и в начале 1662 года Мария-Терезия вновь ощутила признаки беременности.
По случаю рождения наследника король задумал устроить праздник, который стал бы грандиозным событием для укрепления славы Франции как самого мощного государства и должен был поразить своим блеском как подданных, так и иностранных гостей. Под названием «карусель» было устроено нечто невиданное доселе, сочетание парада и средневекового турнира, обставленное с ослепительной роскошью. Для его проведения выбрали участок за дворцом Тюильри (за которым с тех пор так и закрепилось название площадь Карусели), достаточный для размещения ожидавшихся пятнадцати тысяч зрителей.
В празднестве приняли участие шестьсот пятьдесят пять всадников. Праздник начался 5 июня с торжественного шествия, его открыли музыканты с литаврами и трубами, за которыми следовали оруженосцы в одеждах римских ликторов. Далее двигались два шталмейстера короля, один нес его копье, другой – щит с изображением солнца, разгоняющего своими лучами облака с девизом: «Победил, как только пришел». За ними появился король на своем скакуне, в одеждах римского императора из серебряной парчи, расшитых золотом и усыпанных крупными бриллиантами, с аграфами из самоцветных камней на плечах. Его сияющая кираса была украшена тремя перевязями со ста двадцатью бриллиантовыми розами. Наряд дополняли короткая юбочка, сапожки из парчи и серебряный шлем с золотыми листьями, увенчанный султаном из перьев огненного цвета. В одной руке он держал золотой дротик, в другой – кривую саблю, инкрустированную таким количеством бриллиантов, что с трудом можно было рассмотреть золото ее ножен. Далее ехала свита также в римских одеждах, за ними – группы, представляющие четыре страны света, которые явились приветствовать новорожденного дофина. Первую возглавлял месье в костюме короля Персии, вторую – принц де Конде в одежде турецкого султана, третью – принц Энгиенский в облачении императора Индии и герцог де Гиз, изображавший вождя американских индейцев.
После шествия начались различные соревнования в духе средневековых турниров с вручением призов из рук королевы. Все три королевы – Мария-Терезия, Анна Австрийская и Генриэтта Французская, – а также герцогиня Орлеанская сидели на обтянутой красным атласом трибуне под навесом из лилового бархата. Луиза де Лавальер, затерявшаяся среди фрейлин монаршего семейства, скромно помещалась во втором ряду. Она испытывала двойственные чувства: с одной стороны, у нее перехватывало дыхание от красоты и величия ее царственного возлюбленного, с другой – она еще острее осознавала свое ничтожество на фоне блестящих придворных дам и страшилась их мести.
Придворные козни
Роман Луизы с королем потихоньку продвигался, и наивная девушка не могла удержаться от искушения поделиться своими переживаниями с подружкой юности Анн-Констанс Монтале. Та в свое время была принята в штат герцогини Орлеанской по протекции великой мадемуазель. Лукавая Монтале сумела втереться в доверие к Генриэтте Английской и стала посредницей между ней и графом де Гишем, который осаждал герцогиню своими ухаживаниями. Она не удержалась от того, чтобы рассказать Луизе об этой амурной истории, а та, в свою очередь, не стала ничего скрывать от подруги. Она пренебрегла предостережениями короля, который уже раскусил Монтале и запретил Луизе откровенничать с ней. Луиза понимала, что роман между герцогиней и де Гишем был чем-то, в высшей степени недопустимым, но у нее не хватило смелости рассказать об этом Людовику. Однако же Монтале не преминула сообщить Мадам, что ее бывший поклонник уже превратил ширму в свою любовницу, и взбешенная Генриэтта начала вымещать свой гнев на Луизе.
У короля были основания подозревать о романе между Генриэттой и де Гишем, и он начал с пристрастием допрашивать свою возлюбленную. Та продолжала отрицать, что ей известно что-то об этом. У Луизы не хватило духа скрыть от короля, что она ослушалась его запрета поддерживать дружеские отношения с Монтале. Людовик счел это проявлением приверженности к памяти о романе с Жаком де Бражелоном на заре туманной юности, что, естественно, вызывало в нем бешеную ревность. И вот одним февральским вечером король разгневался и, кипя от негодования, покинул Луизу. Надо сказать, что ранее влюбленные договорились о том, что, если между ними возникнет ссора, они не заснут без того, чтобы не примириться и написать друг другу. В ту ночь Луиза тщетно ждала весточки. Рано утром она набросила на себя плащ, вышла из дворца и побрела, сама не зная куда, по берегу Сены, пока не дошла до монастыря кармелиток в Шайо. Монахини отказались принять без разрешения девушку с королевского двора, и Луиза без чувств упала на пол в прихожей.
Утром фрейлину хватились и не без труда нашли место ее убежища. Когда об этом происшествии доложили королю, тот бросил все государственные дела, вскочил на коня и в сопровождении всего лишь двух-трех сопровождающих поскакал в монастырь, где Луиза так и лежала на полу в приемном помещении. Состоялась примирение влюбленных, и девушка в слезах рассказала все то, что ей было известно об обмене письмами между Мадам и графом де Гишем, о его посещениях двора герцогини Орлеанской переодетым в платье гадалки, о роли Монтале в этом романе.
Король привез Луизу обратно во дворец и отправился в покои герцогов Орлеанских. Как месье, так и Мадам наотрез отказались принять нерадивую фрейлину обратно в штат, но король в приватном разговоре с Генриэттой высказал ей все, что ему было известно о ее романе с де Гишем. Мадам сочла это чистой воды шантажом, но была вынуждена принять девушку к себе. Она, впрочем, не скрывала того, что Луизе не стоит рассчитывать на доброе к ней отношение.
