– Когда я присоединюсь к кармелиткам, я помяну всех тех людей здесь, которые заставили меня страдать, – кротко изрекла как-то Луиза.
Уйти в монастырь для женщины ее положения было не так просто – на это требовалось разрешение короля. Луиза неоднократно проклинала свою слабость, но ее еще долго удерживали в свете мирские привязанности и боязнь окончательного разговора с королем. Чтобы склонить его дать разрешение, она даже прибегла к помощи маркизы де Монтеспан, которая спала и видела, как бы поскорее избавиться от ненавистной соперницы. Луиза даже согласилась стать крестной матерью очередного незаконнорожденного отпрыска фаворитки, дочери Луизы-Франсуазы, родившейся 1 июня 1673 года в Кутрэ, на территории Фландрии, во время объезда королем и его свитой завоеванных городов.
Луизу не удержали блестящий дебют при дворе 12 января 1674 года ее дочери, Марианны, на редкость грациозной и прелестной девчушки в возрасте семи с половиной лет. Она не прекращала подготовку к своему уходу: на память своим детям позировала вместе с ними для группового портрета придворному художнику П. Миньяру, передала королю все свои драгоценности, которые подлежали разделу между сыном и дочерью, а также небольшой перечень лиц, которым назначала выплату пенсий. В него были включены ее мать, единоутробная сестра (та испытывала денежные трудности, связанные с содержанием многочисленной семьи) и слуги из ее штата. Сумма в семь тысяч ливров подлежала ежегодной выплате небольшому дому призрения для бедных детей и стариков, основанному ею в марте 1674 года близ скромного родового особняка семьи де Лавальер.
18 января она начала наносить прощальные визиты, естественно, первый был сделан к королю. Людовику будто бы не удалось скрыть некоторое волнение, пробужденное воспоминаниями юности, что же касается нескольких слезинок, скатившихся по его щекам, как нам известно, они немногого стоили. По-иному протекало прощание у королевы. Луиза хотела прилюдно признать, сколь глубоко ее сожаление по поводу совершенного ею греха. Против публичного покаяния попыталась протестовать воспитательница детей короля, маршальша де Ламот-Уданкур, но Луиза оставалась тверда.
– Поскольку грехи мои были публичны, то и раскаяние должно быть таковым, – отрезала она и упала к ногам Марии-Терезии.
Королева подняла ее, поцеловала в лоб и заявила, что давным-давно простила ее. Луиза обошла всех придворных, а 20 апреля переступила порог монастыря – ей было всего тридцать лет. Молодая женщина сбросила с себя светскую одежду и обувь, надела рубашку из саржи, монашеское облачение из грубой шерстяной ткани, домотканые чулки и веревочную обувь. Она своими руками отрезала белокурые локоны, оставив лишь две пряди для церемонии пострижения, перед которой полагалось от трех до шести месяцев послушничества. Поскольку Луиза проявляла ярко выраженные признаки покаяния, этот срок был сокращен до полутора месяцев. Церемония пострига состоялась 4 июня, после Троицы. Присутствовали королева и все прочие первые лица двора, за исключением короля. После пострига она приняла имя мать Луиза Милосердие.
Уход фаворитки в монастырь произвел некоторое волнение при дворе, которое быстро затихло под воздействием более актуальных новостей повседневной жизни знати. Как заявила образец добродетели и неукоснительного следования долгу высокорожденных особ, великая мадемуазель, «это не первая грешница, которая ступила на путь истинный».
Теперь жизнь Луизы была полностью подчинена строжайшему распорядку обители. После пострига монахиням было запрещено покидать монастырь под каким бы то ни было предлогом. Монахини проживали в одинаковых кельях, голые стены которых были побелены известью; вся мебель состояла из деревянного топчана, соломенного тюфяка, накрытого постельным бельем из грубой саржи, соломенного табурета, небольшого столика и креста без фигуры Христа. В трапезной вся посуда состояла из деревянной ложки, глиняной миски и небольшой фаянсовой кружки. Питались монахини в основном овощами и молочными продуктами, мясо на столе не появлялось никогда, рыба – чрезвычайно редко. Семь месяцев в году надлежало поститься, тогда приходилось воздерживаться от молока, сливочного масла и яиц. Подъем был в пять утра летом и шесть зимой, ко сну отходили в одиннадцать часов вечера. Монахини выполняли все работы, даже самые неблагодарные вроде подметания и мытья полов, перетаскивания на спине тяжеленных корзин с выстиранным бельем, развешивания его в амбаре, где зимой царил такой ледяной холод, что Луиза зачастую падала в обморок. Но ей было мало и этого для покаяния. Она проводила посты, питаясь всего лишь хлебом и водой; к власянице и веригам добавляла железные браслеты. Настоятельница и ее наставница делали попытки уменьшить ее чрезмерное рвение:
– Вы слишком щадите меня, – возражала она, – но Господь добавит.
Для ее собственных молитв ей разрешили вставать с постели на два часа раньше, чем всем прочим. Однажды в Страстную пятницу она почувствовала такое желание почтить жажду распятого Христа, которому вместо воды дали уксус, и искупить свой грех удовольствия, который она когда-то испытывала от питья изысканных напитков, что более трех недель не брала в рот ни капли воды и три года не пила более половины стакана воды в день. Она подчинялась внутреннему зову сердца, стремясь избавиться от своих недостатков, достичь совершенства. В монастыре Луиза, отказавшись от всей земной тщеты, обрела, наконец, душевный покой.
Тем не менее знаменитая монахиня привлекала в монастырь знатных посетителей, принцев, принцесс, послов, папского нунция, и это сильно докучало Луизе. Она обратилась к настоятельнице с просьбой перевести ее в другой монастырь кармелиток, подальше от Парижа, самый бедный, самый смиренный, чтобы обрести там полный покой и забвение. Однако Луиза получила отказ, поскольку настоятельница сочла, что «ее пример и ее особа слишком полезны и дороги для нас, чтобы удалить ее».
В 1676 году скончался в возрасте 34 лет брат Луизы, маркиз Жан-Франсуа де Лавальер, оставив жену, малого сына и двух дочерей в тяжелом финансовом положении. Уступая мольбам вдовы, Луиза – единственный раз за все время своего монастырского заточения! – написала письмо королю с просьбой оставить за сыном место губернатора Бурбоннэ, которое занимал его отец. Король милостиво выполнил это пожелание.
Тем временем ее дети росли. Венценосный отец не жалел денег на их воспитание. Марианна (1666–1739), узаконенная под именем мадемуазель де Блуа, была любимицей двора, живая, шаловливая, немного ветреная, она обладала неподдельным шармом Луизы. Отец рано начал заботиться о ее замужестве, предложив ее в жены сначала принцу Оранскому, затем герцогу Савойскому. Но те сочли ниже своего достоинства вступить в брак с побочной дочерью короля.
Однако французские принцы крови оказались не столь привередливы. Выдающийся полководец Великий Конде, сильно нагрешивший во времена Фронды, живо смекнул, какая блестящая возможность открывается перед ним для восстановления былой близости к королю, и лично явился просить ее руки для своего девятнадцатилетнего племянника
[39] Луи-Армана де Конти, сына Армана де Бурбона, принца де Конти и Анны-Мари Мартиноцци (одной из «мазаринеток»). Это предложение привело в восторг короля, который по случаю свадьбы одарил дочь истинно по-царски: миллион ливров плюс сто тысяч ливров ежегодной ренты, пятьдесят тысяч экю и сто тысяч ливров на закупку приданого, плюс драгоценности ее матери.
