Благоприятный для его финансового положения исход процесса несколько усмирил неистовый нрав маркиза, и он даже вернулся на военную службу. Однако это совершенно не означало, что гасконец был согласен сносить насмешки или язвительные замечания в свой адрес. Это полностью прочувствовал на себе шевалье де Маникан, который осмелился подтрунивать над рогоносцем и был брошен в тюрьму по требованию де Монтеспана. Сам Кольбер поздравил маркиза с такими решительными действиями против наглеца. Вовсе не стоит думать, что тот действительно испытывал какую-то неистребимую жажду мести. Когда жена и родственники шевалье принялись осаждать его с просьбой проявить милосердие, маркиз заявил, что если стражи порядка изъявят желание выпустить заключенного, он «по доброте сердца» дает на то свое согласие. Надо сказать, что его жена иногда окольными путями подкидывала ему кое-какие деньги и к тому же вплотную занялась карьерой их общего сына (напоминаем, двенадцатилетняя дочь Мари-Кристина скончалась в 1675 году).
В отличие от Луизы, Атенаис не скрывала своих стремлений быть первой во всех аспектах придворной жизни, и Людовик прилагал все старания к тому, чтобы исполнить малейшие капризы предмета своей страсти. Правда, она не желала выглядеть в глазах царственного любовника вульгарной мещанкой и для начала отказалась принимать от него в подарок драгоценности, но согласилась брать их взаймы. Сохранилось любопытное письмо Людовика Кольберу по этому поводу:
«Мадам де Монтеспан ни в коем случае не хочет, чтобы я дарил ей драгоценности; но, дабы она не испытывал недостаток оных, я желаю, чтобы вы приказали изготовить небольшую шкатулку, очень хорошей работы, и положили туда все то, что я перечислю вам далее из означенных предметов, дабы я мог ссудить ее тем, что она пожелает. Сие может показаться необычным, но она и слышать не хочет о подарках. В этой шкатулке должно находиться жемчужное колье, причем я хочу, чтобы оно было красивым, две пары серег, одна с бриллиантами, при этом они должны быть хорошими, и одна с другими камнями; коробочка
[41] с застежками с бриллиантами и коробочка с застежками с другими камнями, причем камни на обеих можно было бы вынимать; надо добавить камни всех цветов, чтобы их можно было менять. Надо также положить пару жемчужных серег. Необходимо также присовокупить четыре дюжины пуговиц, у которых можно было бы заменять центральные камни, а окружение их сделать из мелких бриллиантов…»
Атенаис неустанно занималась усовершенствованием своих покоев во дворцах короля. Оные во дворце Сен-Жермен сильно смахивали на сказку из «Тысячи и одной ночи»: два десятка комнат были заполнены диковинными цветущими растениями, по углам стояли курильницы, из которых струились экзотические ароматы, либо в позолоченных клетках, либо совершенно свободно пели и порхали невиданной расцветки птицы, сновали козлята и ягнята, которых горничные водили на шелковых лентах, а упряжка мышей возила крохотную латунную карету. В небольших водоемах, куда низвергались искусственные водопадики, плавали черепахи и рыбки радужных цветов. Звучала музыка, исполняемая либо музыкантами, либо музыкальными автоматами. Но, поскольку сооружение королевского дворца в Версале продвигалось ударными темпами, встал вопрос об обеспечении побочной семьи Людовика собственным жильем.
Весной 1674 года король решил построить поблизости от Версальского дворца по дороге на Париж в местечке под названием Кланьи замок, где поселилась бы его любовница вместе с детьми. Его строительство было поручено дальнему родственнику знаменитого архитектора Мансара, который, по-видимому, также не был лишен таланта, ибо уже в начале июня, после того как проект был одобрен как заказчиком, так и Мадам де Монтеспан, король приказывает Кольберу начать строительство. Одновременно тот получает приказ принять все меры к тому, чтобы уже осенью был заложен сад, ибо таково огромное желание Мадам де Монтеспан.
На строительство замка Кланьи ушло десять лет, и он обошелся казне примерно в два с половиной миллиона ливров с учетом денег, затраченных на покупку располагавшегося здесь ранее поместья и прилегавших земельных участков. Замок Кланьи представлял собой длинное здание в классическом стиле, крылья которого поворачивали назад и вели в две длинные галереи, параллельные главному фасаду. Перед замком располагались сады и красивый пруд. Внутри все было украшено мрамором, позолотой, росписью и статуями, аллегорическими изображениями элементов, времен года и частей света. Центральное место занимала огромная картина, представлявшая Мадам де Монтеспан, сладострастно растянувшуюся в неглиже на ложе. К сожалению, эта картина – единственная, донесшая до нашего времени изображение интерьера.
Сохранилось много документов, связанных со строительством и оформлением парка. Мадам де Монтеспан очень хотела иметь рощу из апельсиновых деревьев, что видно из счета на покупку двух сотен оных, общей стоимостью свыше двадцати тысяч ливров.
Как будто предвидя моду восемнадцатого века на буколический пейзаж, пастушков и пастушек, Мадам де Монтеспан приказала построить образцовую ферму. Для нее закупили горлинок с самым нежным воркованием, самых жирных форелей, самых молочных коров, самых курчавых барашков и наилучших гусят. К сожалению, все это великолепие было уничтожено в ХVIII веке, когда управляющий строениями короля приказал снести имение Кланьи, чтобы построить новый квартал в Версале из 18 улиц, пересекающих бульвары Короля и Королевы.
И в Версале Мадам де Монтеспан оставила свой след. В ее честь было построено здание из фаянса в духе моды того времени на китайское искусство, с крышей, как у пагоды, и бело-синими стенами, творение архитектора Лево. Для его сооружения пришлось снести целую деревню Трианон вместе с церковью и кладбищем. Десятью годами позднее это диво архитектуры, в свою очередь, снесли и построили на его месте мраморный Трианон.
Если Атенаис приходилось путешествовать, то делалось это также с большим размахом. Как-то она отправилась на курорт в Бурбон, чтобы подлечить ревматизм колена. Маркиза ехала в карете, запряженной шестеркой лошадей; за ней следовала еще одна карета, также влекомая шестеркой, для перевозки полдюжины служанок; далее следовали два фургона, шесть мулов и десять-двенадцать человек верхом; вся свита состояла из сорока пяти человек.
Религиозный кризис
Может показаться, что король, установивший абсолютную власть в своем государстве, устранил все препоны на пути и руководствовался исключительно личными желаниями, ничего не опасаясь и не видя перед собой никаких препятствий. Угодливые придворные и литераторы превозносили его мудрость и величие, потоки лести приобретали все более грандиозные объемы, жаждавшие королевской милости были готовы буквально стелиться перед ним, женщины забывали обо всем, лишь бы удостоиться чести быть замеченными королем. Однако один несокрушимый бастион Людовик никак не мог ни обойти, ни взять измором, ибо церковь, авторитетнейший институт, не одобряла неправедный образ жизни помазанника Божиего.
