При такой мощной поддержке король нашел в себе достаточно силы для сохранения твердости в своих благородных решениях. Как-то, проходя через учебный кабинет дофина (возрастом в ту пору четырнадцати лет) и услышав, как Боссуэ наставляет его остерегаться опасностей запретных удовольствий, Людовик воскликнул прочувствованным голосом:
– Сын мой, всегда защищайтесь от сих пагубных увлечений и остерегайтесь следовать в сем моему примеру.
Мадам де Монтеспан тем временем удалилась в свой замок в Кланьи, дабы там безраздельно предаваться неутешному горю. Невзирая на данное им обещание, Людовик не мог удержаться от того, чтобы не нанести ей визит перед отъездом в армию. Он вел беседу с ней в застекленном кабинете, где их можно было видеть в полный рост. Разговор был длительным и, похоже, грустным. Священники забеспокоились.
– Отец мой, довольны ли вы мной? – спросил король у Бурдалу.
– Да, государь, – ответил проповедник, – но Господь был бы более доволен, если бы Кланьи располагался в сорока лье от Версаля!
Король убыл во Фландрию. 11 мая, перед тем как сесть в свою карету, монарх объявил в присутствии королевы, Боссуэ и кюре Версаля, что навсегда отказывается от распутства своей прожитой жизни. Кто-то из придворных изрек фразу, немедленно превратившуюся в афоризм: «Победу над любовью можно одержать, лишь спасаясь бегством от нее».
Боссуэ это было хорошо известно, и он продолжал оставаться начеку, ратуя за окончательный разрыв. Вот выдержки из его письма королю:
«Приближается день Троицы, когда ваше величество решил причаститься. Хотя я не сомневаюсь в серьезности ее помышлений о том, что пообещала Господу, как она мне велела помнить, пришло то время, когда я чувствую себя наиболее обязанным сделать сие. Подумайте, Государь, что вы не можете быть полностью обращенным, если вы не приложите трудов снять со своего сердца не только сам грех, но и причину, которая несет его. Истинное обращение не удовлетворяется единственно только сбиванием плодов смерти, как говорит Писание, т. е., грехов, но оно простирается до самого корня, который неизбежно порождает их вновь, если его не вырвать. Признаюсь, сие суть труды не одного дня, но чем длительнее и труднее сии труды, тем более должно трудиться. Ваше величество не может считать себя в состоянии неуязвимости, пока сохраняется причина этих движений. Так что ваше сердце никогда не будет мирно обращено к Господу, пока будет царить сия неистовая любовь, столь долго отделявшая вас от него. Говорят только о красоте ваших войск и о том, что они способны произвести под командованием столь великого предводителя; я же, Государь, тем временем сам тайно думаю о более важной войне и более трудной победе, которую Господь предлагает вам. Государь, есть слово сына Господа: похоже, оно было произнесено для великих королей и завоевателей. Оно гласит: „Что толку человеку завоевать весь мир, если он потеряет свою душу, и какой выигрыш сможет возместить столь важную потерю?“»
Одновременно Боссуэ продолжал свою работу с Мадам де Монтеспан, которая снизошла до того, что опустилась со своей недосягаемой высоты. Он передал ей копию своего наставления для короля. Означало ли это начало раскаяния?
2 июня, на Троицу, король причастился посреди своей армии, в полевых условиях, а Мадам де Монтеспан – без особого шума в Версале. Ожидая возвращения короля, она посещала монастыри и гуляла с королевой Марией-Терезией, чрезвычайно сблизившейся со своей соперницей. Ее сын, граф де Вексен, заболел, и она провела шесть дней до выздоровления ребенка у его постели в полной темноте. Она, не переносившая мрак, приняла это испытание с христианским смирением. Тем не менее Атенаис не отказалась от своих замашек «султанши», вовсю развернув строительство замка в Кланьи, на котором трудились 1200 рабочих, а маг и чародей садового дела Ленотр творил чудеса, превращая своей волшебной палочкой унылые окрестности в сады кудесницы Армиды.
Тем временем весенняя кампания завершилась, и 21 июля король возвратился в Версаль, где с полной искренностью заявил жене и сыну:
– Будьте уверены, что я не изменил своих решений, принятых по моему отъезду. Верьте моему слову и уведомьте любопытных о моих настроениях.
Король общался с Монтеспан только на публике, но все заметили, что он сохраняет привязанность к ней. Атенаис по-прежнему вела себя как истинная королева, относясь довольно пренебрежительно даже к герцогиням, которые тем не менее стремились посещать ее в замке. Священники требовали, чтобы она обратилась к Господу не только внешне, но сердцем и душой, однако до этого было далеко. У нее вновь вспыхнула вражда с воспитательницей ее детей Ментенон, как пишет де Севинье, «Мадам де Ментенон горда, и это заставляет ее восставать против приказов. Она не любит повиноваться, она предпочитает подчиняться отцу, а не матери. Она поехала на лечение в Бареж с герцогом Мэнским из-за отца, а не из-за матери».
16 апреля 1676 года, после выполнения пасхальных ритуалов, король опять уехал на театр военных действий. Он писал фаворитке почти каждый день и возвратился 8 июля. Людовик начал навещать Монтеспан в ее замке, вначале беседуя с ней в присутствии придворных дам; затем, отвесив им глубокий поклон, они удалялись в другую комнату, из чего был сделан вывод, что периоду чистой и бескорыстной дружбы пришел конец. Как того справедливо опасались наиболее прозорливые блюстители нравственности, после пятнадцати месяцев усилий и добрых намерений верх одержала чувственная страсть, Атенаис с триумфом возвратилась в Версаль, а вместе с ней каждодневные праздники, представления комедий, балеты, музыка, прогулки в экипажах или на гондолах, ужины, затягивавшиеся за полночь. И шла отчаянная игра в карты, где за столом короля ставки были не менее тысячи луидоров, но фаворитка ставила на кон иной раз суммы, равные стоимости морского судна или замка. Это увлечение маркизы де Монтеспан привело к тому, что она получила прозвище «Канто» или «Кантова», в соответствии с терминами карточной игры того времени
[43]. Хотя версальский дворец окончательно был заселен лишь в 1682 году, уже началось распределение покоев среди наиболее близких к королю лиц, что имело огромное значение и возбуждало невероятный ажиотаж. Атенаис были отведены апартаменты из двадцати комнат, самых больших и красивых, на втором этаже, в то время как число комнат покоев королевы на третьем этаже составляло всего одиннадцать.
Атенаис всегда находилась в центре событий, роскошно одетая, сверкающая драгоценностями, подавляющая всех соперниц и недостижимая в своей красоте и великолепии. Мадам де Севинье приводит описание платья фаворитки. «Г-н Лангле подарил Мадам де Монтеспан платье из золота на золотом фоне, украшенное золотом иного оттенка, отороченное золотом и с золотым ворсом, расшитое золотом, смешанным с золотом другого отлива, все сие образовало самую восхитительную ткань, которую только можно себе представить: творение сие тайно создали феи». Любопытным образом постоянные беременности Мадам де Монтеспан нашли отражение в моде эпохи ее царствования. Обычно дамы до невозможного туго затягивались в весивший около килограмма корсет из китового уса; Монтеспан же носила платья с довольно свободным верхом, скрывавшим располневшую талию, и завязывавшиеся по бокам лентами.
