Самое любопытное в этой истории то, что внимание короля на новую фрейлину обратила сама маркиза де Монтеспан, промолвив:
– Посмотрите, государь, что за прекраснейшая статуя! Глядя на нее, я задаю себе вопрос, не вышла ли она из-под резца Жирардона. Было бы весьма удивительно, если бы мне сказали, что сие есть живое существо.
К вящему удивлению окружавших, король весьма прохладно отнесся к великолепию этой статуи и, засмеявшись, заявил своей невестке, герцогине Орлеанской: «Ну, сей волк меня не съест…», – дело в том, что в ту пору он обхаживал другую фрейлину принцессы, Уранию де Лакропт-Бовэ, но девица оказалась крепким орешком. Тогда Людовик соизволил обратить внимание на новенькую, которая только и ждала случая, чтобы уступить монарху. Доверенное лицо в любовных похождениях короля, Ларошфуко, принц де Марсийяк, передал прелестной провинциалке стандартный подарок женщине, отмеченной королевской благосклонностью: жемчужные серьги и ожерелье. Принц был вознагражден за успешное выполнение этой щекотливой миссии должностью обер-егермейстера, как говорили злые языки, за то, что «загнал зверя в сети».
Поздним осенним вечером, когда Мадам де Монтеспан углубилась в карточную игру, король незаметно покинул дворец и в карете с эскортом из всего нескольких гвардейцев отправился в Пале-Рояль, где фрейлина-соучастница провела его в комнату Анжелики. Девушка быстро преодолела свою стыдливость и отдалась королю, этому необыкновенному существу, которому, казалось, не было равных среди смертных.
По-видимому, сыграла свою роль полная противоположность между двумя женщинами: зрелой, умной, властной, независимой, увядающей Атенаис и наивной, неискушенной в светской жизни, недалекой, но свежей, как майский цветок, Анжеликой. Сорокалетний король, как это ни странно, влюбился в юную красавицу и не счел нужным скрывать эту связь. Он поселил ее сначала в павильоне Сен-Жерменского дворца, а затем, когда решил сделать ее официальной фавориткой, в покоях, расположенных неподалеку от его собственных.
За несколько дней атмосфера при дворе полностью изменилась. Центром охоты, концертов, праздников, балов, торжественных и интимных ужинов стала доселе никому не известная прелестница. Придворные беззастенчиво льстили ей, художник Миньяр поспешил написать ее портрет, поэты разразились потоком угодливых виршей. Лафонтен сочинил длинное послание, воспевавшее достоинства новой страсти короля:
Прелестный образ, дар небес,
Божеств десницей сотворенный…
Весной 1679 года мадемуазель де Фонтанж стала официальной любовницей короля и принялась вовсю пользоваться открывшимися перед ней возможностями. Она тратила по 25 000 экю в неделю на туалеты и украшения, превзойдя в своем мотовстве даже маркизу де Монтеспан. Той не оставалось ничего, кроме вспышек бессильной злобы, горьких слез и упреков в адрес духовника короля, ибо церковь проявила большую терпимость к новому увлечению Людовика, нежели к историям с двойным адюльтером, в которые были вовлечены замужние дамы.
Дабы хоть как-то укротить гнев отставной любовницы, король принялся умасливать ее. Для начала он подарил ей должность обер-гофмейстерины королевы, о которой Атенаис мечтала давно и теперь вновь напомнила королю об этом через Кольбера. Людовик купил ее за 200 000 экю у графини де Суассон, на которую ему пришлось оказать дружеское, но сильное давление. Однако желания Атенаис этим не ограничились, ибо она возжелала получить еще и герцогский титул. К дополнительному несчастью покинутой женщины, тут уж ничего нельзя было поделать, ибо вышеозначенный титул надлежало присвоить ее мужу. Тот довел до сведения короля, что не желает получить подобный дар «ценой услуг своей супруги». Выходило также, что придворная дама королевы, герцогиня де Ришелье, имела преимущество перед обер-гофмейстериной. Для устранения этой чисто протокольной проблемы король наделил маркизу де Монтеспан тем же рангом и прерогативами, что и герцогинь, вкупе со столь вожделенным «правом табурета», т. е. неоспариваемой возможности сидеть в присутствии королевы на этом предмете мебели без спинки. Для подкрепления оного права он также даровал ей звание главы совета королевы, которому сопутствовало жалованье в размере 15 000 ливров в год. Как Атенаис, так и окружающие видели в этих милостях знаки грядущего разрыва. Весьма философски отнеслась к этому королева Мария-Терезия, которая горестно изрекла:
– Вот она, моя судьба – иметь в обслуге всех любовниц моего супруга.
Фаворитка поняла, что теперь речь идет не о преходящей интрижке, а о сильном увлечении, которое грозило принять постоянный характер. Явно, скандалами ничего нельзя было добиться, и Атенаис взяла на вооружение ту тактику, которая сослужила ей хорошую службу при устранении с пути Луизы де Лавальер. Она сделала вид, что примирилась с существованием этой провинциальной глупышки, и всячески стала набиваться ей в подруги.
Наивная Анжелика приняла ее поползновения за чистую монету и клюнула на эту удочку. 1 января 1680 года мадемуазель де Фонтанж появилась в Версале, по свидетельствам современников, «прекрасная как божество, увешанная драгоценностями, в платье из той же ткани, что и одежда короля, оба туалета были украшены лентами голубого цвета». Своей предшественнице она подарила записную книжку-ежедневник в обложке, инкрустированной драгоценными камнями, с предсказаниями на четыре времени года, сочиненными все тем же неутомимым льстецом Лафонтеном.
Воскресла уже знакомая нам ситуация «трех королев». Современники описывали, как на церковной службе в королевских дворцах фаворитки садились перед королем, Мадам де Монтеспан со своими детьми с одной стороны, прекрасная Анжелика – с другой. Дамы молились, не выпуская молитвенник из рук и заводя глаза в экстазе, подобно святым.
В декабре 1679 года Анжелика преждевременно разрешилась от бремени мальчиком, который тут же умер, невзирая на все старания придворного врача. Мать была чрезвычайно удручена, но даже не имела времени оплакать бедное дитя: Людовик не любил хворых женщин, и ей вскоре после родов пришлось вернуться к участию во всех придворных развлечениях. Атенаис в проявлении своего притворного дружелюбия дошла до того, что самолично причесывала новую фаворитку. Та ездила теперь в карете, запряженной восьмеркой лошадей, обзавелась обширным штатом прислуги в особой ливрее серого цвета и на всех увеселениях вела себя так, как будто совершенно не замечала королеву, а потому и не кланялась ей.
Постепенно на свет Божий выплыла очевидная истина: красавица «глупа как корзинка». То, что сначала воспринималось как наивность юной провинциалки, оказалось недостатком ума. В разговорах она зачастую попадала в неловкое положение и, пытаясь выпутаться из него, говорила невпопад всякие несуразности. К тому же Анжелика не умела хорошо танцевать – качество, необходимое для придворной дамы тех времен, и Атенаис, которая, невзирая на полноту, еще не утеряла свойства с задором выполнять все фигуры, в открытую торжествовала. Однако этой простушке за время своего недолгого царствования удалось то, чего не смогла достигнуть Мадам де Монтеспан: Анжелика невольно вошла в историю моды, создав прическу, названную ее именем.
