Поскольку его будущей жене предстояло сыграть важную роль в дальнейшей судьбе де Лозена, стоит сообщить, что герцог Йоркский вступил во второй брак с принцессой Марией-Беатриче Моденской, дочерью герцогини д’Эсте (урожденной Лауре Мартиноцци, т. е. одной из «мазаринеток»), в ту пору регентше при малолетнем сыне. Девушка была на 25 лет моложе своего суженого, ослепительно красива и не желала идти замуж, ибо собиралась постричься в монахини. Уломать ее смогло только послание папы римского, указывавшее на исключительную важность укрепления католицизма в протестантской Англии и разъяснявшее, что поле достойной деятельности в этой стране будет более обширным, нежели в монастыре. Когда в 1673 году Мария пошла под венец, ей исполнилось всего пятнадцать лет; по ее прибытии в Лондон Иаков заявил своим дочерям, что теперь они получили подругу для игр. Так оно и вышло: вскоре новая герцогиня с детским задором сражалась с ними в снежки и чрезвычайно привязалась к обеим девочкам.
Великая мадемуазель надеялась, что король, разжалобленный ее несчастным видом и полной покорностью его воле, все-таки даст согласие на брак, хотя бы на тайный, но время шло, а Людовик даже запретил ей сделать дарственную на княжество Домб в пользу де Лозена, каковое решение она приняла вновь. Воспитанная в духе глубоко религиозного почитания нравственности, чрезвычайно гордая, преисполненная чувства чести, принцесса не могла ступить на стезю греха. Невзирая на ходившие в то время сплетни, подавляющее большинство историков считает, что она и предмет ее обожания любовниками не были. Де Лозен равным образом ощутил, что фавор его слабеет, ибо министр Лувуа, приобретавший всё большую власть, всячески ставил ему палки в колеса. Графа также разбирало зло на Мадам де Монтеспан, поскольку он был уверен, что именно ее козни сорвали его женитьбу.
Осенью 1671 года престарелый маршал де Грамон ушел в отставку с должности полковника полка французских
[56] гвардейцев, самого важного пехотного полка армии. Маршал хотел бы видеть на этом месте своего сына, графа де Гиша, но король терпеть не мог этого интригана, давно изгнанного в Голландию, и открыто заявил об этом. Претендентов было множество, де Лозен также страстно желал заполучить эту должность, но, приходясь де Грамону родственником, не мог в открытую признаться в этом. Поэтому он обратился за протекцией к Мадам де Монтеспан, которой, невзирая на обиду, продолжал оказывать услуги – уступил ей упряжку своих лошадей для кареты с целью ее поездки во Фландрию во время военной кампании, привез из Голландии несколько полотен голландских мастеров, весьма популярных во Франции, консультировал ее по поводу драгоценных камней, в которых хорошо разбирался. Фаворитка уверила Антонена, что замолвит королю словечко в его пользу.
Де Лозен, давно подозревавший прекрасную Атенаис в нечистой игре, отлично знал, что король навещает свою любовницу в определенное время после обеда. То ли ему удалось подкупить горничную фаворитки, то ли он завязал с ней интрижку, но в конце октября 1671 года та согласилась спрятать его под ложем Мадам де Монтеспан. Неизвестно, каким образом Антонену удалось не выдать себя, беззвучно пролежав там довольно длительное время, представить это затруднительно, но он во всех подробностях подслушал разговор короля и Атенаис. Вероломная женщина не только не сделала ни малейшей попытки высказаться в пользу де Лозена, но еще и осмеяла его.
В тот же день де Лозен в самых почтительных выражениях поинтересовался у фаворитки, соизволила ли она упомянуть о его желании королю. Та живо подтвердила, но Лозен на ухо назвал ее плутовкой, лгуньей, мерзавкой, шлюхой и слово в слово пересказал ее беседу с королем. Фаворитка, приписавшая его невероятную осведомленность исключительно содействию нечистой силы, была настолько потрясена, что тут же упала в обморок. Надо полагать, она пожаловалась Людовику; тот потребовал от Лозена извинений, произошла бурная сцена, в ходе которой взбешенный гасконец заявил королю, что «месье и он сам пользовались благосклонностью фаворитки еще до него». 25 ноября Лозена арестовали, а на следующий день капитан мушкетеров, известный всем д’Артаньян, во главе сотни своих подчиненных препроводил его в карете к подножью Приморских Альп, в крепость Пиньероль, где уже семь лет отбывал свой срок Николя Фуке.
Де Лозен провел в крепости десять лет, переходя от глубокой депрессии к вспышкам необузданного гнева. Он дважды пытался бежать, разумеется, безуспешно. Принцесса Монпансье тем временем вела упорную борьбу против посягательства сводных сестер на свое состояние и за освобождение Лозена. И все эти десять лет маркиза де Монтеспан обхаживала несчастную мадемуазель, восхваляя ей достоинства своих детей, рожденных от короля и узаконенных им, в особенности старшего из них, его любимца, герцога Мэнского. Король с малых лет начал жаловать ему титулы и звания, но что такое вельможа без обширных поместий? Единственным человеком, обладавшим большим количеством оных, в королевской семье была великая мадемуазель. Фаворитка прямо намекала, что принцесса должна оформить дарственную на солидную часть своего недвижимого имущества, графство д’О и княжество Домб, в таком случае король пообещал по достоинству оценить щедрость кузины и смягчить участь ее возлюбленного. В конце концов, принцесса Монпансье сдалась и подписала требуемую дарственную.
Похороны любви
Весной 1881 года де Лозена освободили из заключения, но отправили в изгнание в провинцию. Великая мадемуазель готова была последовать за ним, но король и слышать не хотел об официальном заключении брака, после которого бывший узник превратился бы в герцога Монпансье. Однако Людовик теперь был готов закрыть глаза на тайный брак. Тут пришла очередь великой мадемуазель вознегодовать в полный голос:
– Как! Он будет сожительствовать со мной как муж, а в свете считаться моим любовником? Что же будут говорить обо мне в обществе?
Они встретились только в 1682 году, когда де Лозену разрешили приехать в Париж. Оба постарели, испытания прошедших лет отложили тяжелый отпечаток на их характеры. Теперь де Лозен уже не относился к принцессе с прежним почтением, а ехидничал, делал неприятные замечания, невзирая на значительные финансовые возмещения с ее стороны, в частности дарственную на герцогство Сен-Фаржо. Как-то он выговорил мадемуазель, что в ее возрасте не стоило украшать прическу лентой огненного цвета, и получил в ответ:
– Дамы моего звания всегда молоды.
Она неизменно сохраняла некоторое напоминание о социальном неравенстве, разделявшем их, не давая ему забывать, что де Лозен ниже ее по статусу и многим обязан ей, по поводу чего граф не стеснялся жаловаться направо и налево. Они беспрестанно ссорились, в конце концов, Антонен обвинил ее в том, что именно она стала причиной всех его несчастий. На это принцесса дала ему следующую отповедь:
– Я хотела сделать для вас больше, нежели мог бы кто-то другой. Если вы своим дурным поведением испортили все, вините себя самого, а я с великой охотой больше не буду вмешиваться в ваши дела.
