У алтаря ваших слов —
Всегда живые цветы.
Строки ваши звучат:
Голос из темноты,
Тянутся в небеса,
Ширятся над страной,
Символ свободы —
Ода любви земной.
В море холодных дней,
Строки ваши – маяк
Даже и через век
Свет его не иссяк.
И с высоты его,
Радуясь, на краю
Смотрите на печаль
И на любовь свою.
10 февраля 1941 г.
Сегодня воскресенье, 10 февраля
[48]. Тейч узнала о моей любви и говорит мне: «Лучше бы ты влюбилась в Мацека. Потому что Зигу красивый, умный, интеллигентный, но он никудышный и в самом деле вымотает тебя. У него то одно, то другое, и никогда не поймешь почему». Да! Господи, вторая часть – правда. Никудышный, о нет! Зигу, ты? Ты лучше всех, лучше, лучше, лучше.
11 февраля 1941 г., понедельник
[49]Господи Боже, моя бедная мама так далеко! Бедняжка, ей там плохо, она совсем одна. Я бы очень хотела, чтобы она к нам приехала, потому что у меня большая проблема и мне так грустно, а этот ужасный человек меня изматывает! Тейч была права. Он мучает меня морально, просто упражняется: сжимает и разжимает. Сегодня обиделся – из-за чего? Не из-за чего – он сделал милое личико, а я пошла в класс и только позже подошла к нему. А не наоборот. Конечно, днем он не пришел на репетицию, а после репетиции так на меня посмотрел, что у меня от страха кровь застыла в жилах. А потом крикнул Польдеку: «Ты это брось!», так что… да. Господи, чего он хочет? Зигу, пощади, зачем ты меня так мучаешь?! Я больше не могу! Святой Боже, помоги мне!
12 февраля 1941 г., среда
Мама приехать не может; там так плохо, голод. Зигу злится на меня, на репетиции не ходит. Господи! Господи! Помоги!
13 февраля 1941 г., четверг
Ура! Мне надо заставить себя все тебе нормально объяснить. В школе извинился. Но как? Как будто ничего не произошло. Подошел ко мне, обнял меня так ласково, и мы проболтали всю перемену. Нас видела вся школа, черт побери! Строили идиотские рожи. Тейч хихикала. Зигу пришел на репетицию, а потом мы пошли, то есть я и он, в красный уголок. Элу пошел с нами, мы умирали со смеху; было здорово. А потом я одна болтала с Зигу (ах, эти газеты, все суета), потом пришла Стела – моя главная соперница. Мне, конечно, понятно ее настроение. Тогда я сказала Зигу, что пора идти, и мы пошли. Вальдек, милый, бедный Вальдек, у него с головой не все в порядке, он хотел оставить нас наедине и пойти отдельно, но я не позволила. Распрощались в городе. А потом мы остались с Зигу. Встретила нашу Норку, Белку и Гелку и других городских. Мы болтали о всяких пустяках (слава богу, что существует Кубракевич). Потом встретила Мацека, Польдека и Юлека. Мацек в шутку чуть меня не чмокнул посреди улицы. Конечно, ехидничал насчет Зигу и меня. Потом мы снова остались наедине и снова болтали о приятных вещах. Вообще, я не знаю, так и будет до конца света? У тебя бывают такие обыкновенные разговоры? Мне нужно спросить. В такой-то момент Зигуш подумал, что я обиделась: «Ренуся, ты сердишься на меня?»
Зигуш проводил меня домой, и мы договорились в субботу пойти в кино.
О, сегодня это была жизнь! Ничего особенного… но все-таки… Булуш, ты мне помогла, теперь мне лучше, даже при том, что завтра он может на меня сердиться. И я такая уродина, как мне быть привлекательной? Замечательный Зигуш, не сердись на меня, будь хорошим, как сегодня, и… даже еще лучше. Мама, если бы ты только его видела! Помогайте мне и дальше, Булуш, и Ты. Господи…
14 февраля 1941 г., пятница
Я такая глупая идиотка, дурочка и все прочее! Договорилась пойти в кино с Зигу. И собиралась с ним идти в субботу, а сегодня пошла с Мацеком и Польдеком. Ах! Я понимаю Зигу. Я бы тоже жутко обиделась. Господи, что делать? Мы пойдем в кино, или, может быть, на концерт, или вообще никуда? Я знаю, что заслуживаю наказания, но… не совсем – мне хотелось узнать, о чем фильм, чтобы ему все объяснить. А все пошло вкривь и вкось. У меня были хорошие намерения, а вышло все так, так плохо. Господи, я боюсь завтрашнего дня! Помоги мне, Господи, и ты, Булуш…
16 февраля 1941 г., суббота
[50]Сегодня я вся дрожу. Нет, суббота не была ужасной, хотя и не обещала быть слишком удачной. Я пошла на матч. Зигу сначала сделал вид, что меня не видит, и предложил сесть рядом с ним Ирке, спросив (чтобы я слышала): «Ирка, собираешься на концерт?», а когда она его спросила, разве он не идет в кино, ответил: «Что сейчас хорошего в кино?!» И мне стало так плохо, так ужасно, так жутко…
Первое потепление произошло, когда он стянул с меня капюшон. Он еще немного злился. Но потом все пошло хорошо, прекрасно! Мы шли вместе (на улице он поправил мне волосы), потом у Ирки и затем на концерте – это была кульминация. Нет, еще нет, нет! Но на концерте мы сидели вместе на полутора стульях, ах! Мы все время болтали, и я поняла какой он замечательный, какой нежный, какой славный! Все время вместе, прекрасный субботний день вместе. Он проводил меня домой, он и еще один, а когда прощались, он так держал мою руку, держал ее и сказал: «Пока, Ренуся». А потом я вдруг, как ни странно, как будто это была не я: «Пока, котик». И все-таки это была я. Господи! Я это сказала, этот огонь, который меня так долго мучил, вдруг вырвался и в то же время свернулся в этом одном слове. А Зигуш… Он засмеялся (может, он даже был немного рад?), он так замечательно смеялся…
Мы собирались завтра пойти в кино, но он сказал только: «Завтра в 12 в городе». Завтра, ах! Спасибо Тебе, Господи, и тебе, прекрасная Булуш, и тебе, Зигу, за эту субботу.
Мне теперь все неважно:
Сплетни, скандалы, дружба,
Физика с математикой,
Что там еще…
Жалобы тёти Юзки,
Вацлав, Войцех и Генрих,
И большеротая Берта,
И прочие, прочие все —
Нет мне дела до вас.
И стали неинтересны
Оценки в моих тетрадках,
Зеваю я на уроках,
А в мыслях – темно, темно,
Сижу, ни о чем не думаю
И никого не знаю,
И только любовь – да, только
Одна любовь на уме.
Я это написала сегодня на физике, тайно – как мудро.
