Спокойной ночи, дорогой Дневник. Я тебе завидую, потому что ты можешь целые дни проводить с моими мыслями о нем и его образом… Ну, посмотрим, что будет дальше, Булуш. Пока…
Помню серый, осенний, дождливый день:
Я стою у окна, завернувшись в плед,
Слышу бой старинных настенных часов
И смотрю на улицу под дождём.
Мне так холодно, так одиноко,
Насморк, горло, температура.
Впрочем, многим сейчас не лучше —
Что еще ожидать от осени?
В этих грустных, привычных сумерках
Согревает сверчка стрекотание,
Я читаю дневник и радуюсь —
В нем страница весны:
«Счастливые дни,
Солнечные и теплые!
Как же я рада вам,
Рада ранней весне!
Окна откройте
Пошире,
Двери, ворота, калитки —
Все распахните,
Впустите весну,
Обнимите,
Доверьтесь ей!
Ну что же вы, люди, стоите?
Весна!»
И побежала я с песнями,
С цветами в руках —
Навстречу солнцу.
Подожди меня, я с тобой.
Как мне радостно там, как тепло.
Как мне хочется слиться с весной!
Я читаю – и в этой тетрадке
Аромат первоцветов, черемухи,
Беззаботность.
А теперь за холодными окнами дождь,
Небо плачет и плачет,
Я читаю и верю, что это пройдет,
Что возможно – иначе:
Что бывают улыбки, и счастье, и свет,
Что недолог осенний безрадостный век,
Что пройдет эта серость и сырость,
Я стою у окна, я закуталась в плед.
Хорошо, что в облачный день,
Или ночью, когда не уснуть,
Я могу открыть мой дневник,
И вдохнуть весну.
Что же это за колдовство?
Делать я ничего не могу —
Только и думаю о тебе,
Только тобой и живу.
3 марта 1941 г., понедельник
Иркин день рождения. Вообще-то Зигу свинья, но он такой милый и очаровательный, что я ему все прощаю. В школе он подошел ко мне и ласково поздоровался, сказал, его «тащат на вечеринку», но ему ужасно скучно. Ага! Когда Тусек убеждал его прийти на вечеринку, он сказал: «Я бы лучше пошел в город с кем-нибудь встретиться». С кем? С Реной. Они его жутко дразнили из-за меня, он не танцевал и сегодня в школе сказал, бедняжка: «Они меня не только называют мужем Рены, но еще и зятем Арианки». О, прекрасные слова. «Рена, ты выглядишь, как будто только что встала с постели». И потом: «Что насчет газеты?» и «Ты должна написать что-нибудь обо мне», и потом этот взгляд – и этот, и тот, и еще другой.
Я договорилась с ним пойти к Ирке, но он не пришел, этот замечательный хам.
Нора всех избегает, даже нас. Она на нас злится, особенно на меня. Я ее понимаю, я не сержусь. Она, наверное, думает, что над ней смеются, и ведь она права. Но она даже не представляет, как все плохо. Этот Нацек… И сегодня к Ирке – во всяком случае, он ей что-то сказал на вечере. Хотела бы я знать, что. Что мог он ей сказать, этот пошляк? Ей бы стало легче, если бы она мне рассказала, а так… бедная, бедная Норка… Господи, Булуш, пожалуйста, позаботьтесь обо мне. Между нами что-то вроде серьезных отношений, как брак. Мама, почему тебя нет сейчас со мной?
5 февраля 1941 г., среда
[55]Ах, снова среда! Мама, если бы ты была здесь, я бы всем была довольна! Было бы так хорошо, но… Всегда есть какое-нибудь «но»… Когда ты приедешь?
Теперь долгие прогулки, прощания и встречи – не могу даже всё описать. Во всяком случае, утром он купил в столовой пряник и дал мне откусить, вообще-то он его почти целиком засунул мне в рот. Он рассказал про Рому, как она зашла к нему в 7 утра, когда он еще был в постели. А Ирка сказала, что во время матча он спросил обо мне, наверное, раз сто, и т. д. и т. д. Он постоянно говорит, какие у меня красивые глаза, эти глаза, глаза, глаза (я ему нравлюсь и как личность – Мацек мне сказал, и он прав). Зигу говорит: «Рена, ничто тебе не поможет, все в твоих глазах». Или: «Меня зачаровали чьи-то глаза». Он что-то говорил и о моей коже, так что я спросила : «Он это с иронией говорит?» – на что З. обиделся и сказал… Ах, какой он замечательный… Он погладил меня по волосам. Сказал: «Почему у Ирки волосы так дыбятся?», и что он не прыгнет выше 1,48 м, и что мне нужно переключиться на спорт. И что в субботу мы вместе пойдем на вечеринку. «Рена, ты бы лучше научилась танцевать свинг». «С сегодняшнего дня ты начинаешь читать газеты». Это было так мило, так замечательно, когда в городе нас дразнили, а он сказал: «Рена, какой союз!» и «Рома не соперничает с тобой напрямую, потому что чувствует твое превосходство».
Я, правда, не могу все записать. Он сказал, что нам надо найти кого-нибудь для Норы, а я сказала ему оставить это, потому что она так подавлена. Зигуш, милый Зигуш… И все еще такой робкий…
Мама, если бы ты только могла приехать. Господи, прошу Тебя, продолжай помогать мне. Отдаю себя Твоим заботам…
Ах, одна часть моего желания начинает сбываться, будем надеяться на другую… О, Господи!
6 февраля 1941 г., четверг
[56]Сегодня он пришел в класс после своих уроков. Но на перемене они что-то задумывали с Иркой. Много смеялись, мне было очень любопытно. И Ирка рассказала мне, что это было. Зигу ей сказал по секрету, что он в меня влюблен, что у меня прекрасные глаза (я сыта по горло этими глазами), зубы – жемчуг, ресницы – опахала, и нос, и все остальное, и Ирка случайно не знает, я тоже его люблю? Конечно, он ее просил держать это в тайне, потому что хочет сам мне сказать или что-то в этом роде. Он сказал, что будет счастлив со мной.
Меня просто раздирает, не уверена, верить Ирке или нет, но она клянется, что это правда. Ах!!! Если это так, то Зигу полный дурак! Он болван! Он дикарь! Кто такой деликатный вопрос решает с посторонними?! Не может просто мне сказать? Как ребенок! А при этом знает, как спросить, когда у меня месячные. Милый, милый, чудный Зигуш!
Мама, приезжай! Господи, Булуш, под вашими заботливыми крыльями ищу я убежище…
Жду и жду, и волнуюсь:
Время идет-уходит…
Размывается надпись,
А Зига все не спешит с обещанием…
7 февраля 1941 г., пятница
[57]Мы почти… Сегодня после уроков он прижал меня (бережно) к стене и приблизил губы к моим… Он сказал, он сказал: «Крошка моя», и еще: «Что мне делать с этими глазами?» Я сказала – дать мне темные очки. Он спросил, почему я такая злая? Это было слишком, я была вне себя. «Что, Зигу? Разве я злая?» Он взял мои руки и повторил ласково: «Нет, нет, нет!» И спросил о планах на завтра.
