На улице опять холодно.
Сегодня я чувствовала, как будто между нами что-то нависло, что-то неуловимое, что-то несказанное. И я все время думаю об этом, о неоконченной симфонии… Я едва могу себя контролировать. Я киплю. Я бурлю, почти не могу удержаться от… И я знаю, это немного похоже на то, что и с ним происходит.
Жалко, что тепло ушло…
С мамой (Лещинской
[60]), не знаю, что с ней теперь будет, приедет она и когда? Когда? Когда???
Ах, я так бесстыдно вульгарна, З. гораздо спокойнее, чем я, и даже хотя он сказал: «Я обо всем забываю, когда смотрю в твои глаза», я взяла его под руку и это было так приятно. Он немножко надул свои прекрасные губы, так, так, так мило, как будто… Зигу ведет себя, как мой хранитель. В «неоконченной симфонии» действительно есть что-то неуловимое… Это когда-нибудь закончится? Скоро? Мама, пожалуйста, скажи мне честно, ты хотела бы, чтобы все закончилось хорошо, и с любовью, скажи, пожалуйста. Во всяком случае, Булуш и Господь, помогите мне!
19 марта 1941 г., среда
Чувствую себя виноватой. Я такая вульгарная. Чувствую, как во мне образуется что-то мощное. Мне надо кому-нибудь признаться, или я сойду с ума. Я чувствую, как бурлят все мои чувства, ощущаю, как все во мне кипит. Например, я знаю, что вчера ужасно страдала. Ха! Какое проклятье.
Мне кажется, я разрушу все правила,
Не оставлю от них камня на камне —
Такой у меня темперамент,
Такая любовь у меня.
Горячая кровь – по венам,
И я пьянею от близости.
От прикосновений
Кружится голова.
Как зверь, я в капкане
Собственных чувств,
Гордость закрыла я на замок,
И, будто раненый волк,
Пошевелиться я не могу,
А сердце колотится, и скоро крик
Вырвется из груди,
Скоро я в диком прыжке
Смету все преграды:
Губы – искусаны в кровь,
Страх – нипочем,
Я живая,
Я жажду,
Я погибаю
Это отвратительно, омерзительно, животные инстинкты…
21 марта 1941 г., пятница
Сегодня устроила себе выходной. Не пошла в школу, у меня болит голова. Вчера должна была увидеться с З., но он не пришел. Сегодня мне нездоровится, мне нездоровится уже несколько месяцев, я болею с Зигу, ленюсь с Зигу, мечтаю с Зигу, моей неоконченной симфонией…
Мой дорогой Дневник, знаешь, как я тебя люблю? Очень, очень, очень сильно. Чувствую, что нуждаюсь в тебе, открываю тебя одним ясным солнечным днем, немного читаю – и тогда знаю. Я помню всё, все эти дни живут во мне, все вместе и по отдельности.
Булуш написала, что будет война. Кто знает? Она опять вмешается в мою жизнь, этот мощный, ненавистный враг?
Завтра суббота. Не знаю, что будет. Я не жду ничего. Я отбросила все это безумие. Оно ушло. Но может вернуться. И оно вернется, как только ветер опять принесет весну, когда я увижу… Я неизлечимо заболею Зигу. Или, может быть, не неизлечимо? Я там приклеила эти рисунки, а надо было приклеить здесь, если бы я могла написать что хотела.
Слышишь? Это тихая песня,
Нежный мотив —
Про тебя – в моем сердце.
Про меня – в твоем.
Но печальнее песни
Не знал бы свет,
Если б ты – в моем сердце,
А я в твоем – нет.
Но страшнее песни
Не слышала бы земля,
Если бы мы не встретились —
Ты и я.
Хорошо, что напевы
Про нашу разлуку – не звучат,
Что мне снится глубокий твой взгляд,
А тебе – мои голубые глаза.
И в весеннем концерте
Для нас – песня любви,
Расцветаю я в сердце твоем,
В моем – расцветаешь ты.
Ах, завтра суббота, с одной стороны, это немного слишком смело. Булуш, люби меня! Помогите мне, Булуш и Господь.
22 марта 1941 г., суббота
Было так хорошо! Не только в городе (хотя это тоже!). Я его встретила на почте. Видно было, что он в самом деле рад меня видеть. Это мило с его стороны, что он не пошел на пикник. Мацек поцеловал мои волосы, а З. рассмеялся и потом все время меня окликал, говоря: «Ты его любишь? Твое сердце наполнено любовью? Потому что он тебя любит, ты что, не знаешь – бери что дают?» Я ему сказала, что он полная свинья. З. все время целовал М. Когда я ему сказала, что пора уже прекратить, З. сказал: «Ты это можешь делать целый день, значит, и я могу». Золотой мой, чудный мальчик. Даже хотя я повторяла, что не пойду на вечеринку, З. чуть слышно посмеялся, и я сказала, что пойду. Что я наделала? Рассказала ему всю историю с Иркой и Фелеком. Мне очень жаль – это был чужой секрет, но З. такой неболтливый и в любом случае я не могу ему сказать «нет», вот так он действует на меня. Не знаю насчет завтра, потому что мы ничего не планировали. Могу его где-нибудь встретить. Ты была бы рада за меня, Булуш… Господи, Ты тоже мне поможешь…
23 марта 1941 г.
Не знаю почему, но мне сегодня очень грустно! Очень, очень, очень грустно.
Иногда я знаю причину.
Сегодня я встретила Зигу дважды. Днем мы пошли гулять с милой Фелунией. И вдруг! Я почувствовала такую пустоту на сердце и в своей жизни… Позже Зигу говорил, что он это заметил и спросил, почему я была такая грустная? Мы долго гуляли и имели серьезный разговор. З. сказал мне, что с ним раньше никогда такого не было, но сейчас он грустный и серьезный. Когда прощались, З. сказал: «Это я влияю на тебя? Но я жесткий, вот что. Мацек мог бы тебя развлечь». Он дурак, если до сих пор думает, что у меня какие-то чувства к Мацеку. А потом он сказал: «Ты будешь моей крепкой опорой (что-то, что-то), я буду раздавлен». Он не знает, что это может быть, но я подозреваю, что Зигу грустит под этой сладкой ношей. Как и я.
Мы собираемся завтра пойти на вечер. Хочу быть в хорошем настроении, даже ненастоящем. Мы договорились. И впервые без моего участия, но с его, он очень хотел. Он мне об этом напомнил, когда собирался уходить.
Зигуш! Я бы хотела быть веселой, потому что ты грустишь, и ты этого хочешь. Но иногда наступает «время апатии», как ты его называешь, и не получается, просто не получается.
Тебе нравится слушать музыку, ты любишь музыку – а я люблю мечтать, мечтать, когда слушаю музыку вместе с тобой. Мне нравится мечтать и быть счастливой, когда мои мечты сбываются. Но бывают моменты как сегодня. Сегодня я грущу даже при том, что половина мечты сбывается.
