17 июня 1941 г., вторник
Так давно не видела Зигуша! Я вижу его, но он все время очень занят своими выпускными делами. Завтра выпуск и… мой день рождения. Мне будет 17. Завтра поговорим. На самом деле я уже знаю, что не буду рада, потому что вообще не увижу Зигу. Перевела немного из Гейне – это дает облегчение. Некоторые мысли такие «мои», например:
They both loved each other, though neither
Would love to the other confess;
They looked at each other so sternly,
And suffered their loving no less.
They parted at last and they met again
Where dreams would linger and dwell;
They died so long ago before,
But neither of them could tell.
Возможно, у этой нашей истории будет все-таки более счастливый конец.
Они любили друг друга,
Но каждый упорно молчал:
Смотрели врагами, но каждый
В томленьи любви изнывал.
Они расстались – и только
Встречались в виденьи ночном.
Давно они умерли оба —
И сами не знали о том
[67] У меня прекрасный сборник моих стихотворений. Его для меня сделали Ирка и Нора. Я им за это благодарна. Один для Зигу. Я в нем напишу, но у меня нет черновика. Так что они будут завтра немного разочарованы, особенно потому, что у меня опухла нога и я не выхожу… завтра?!
18 июня 1941 г., среда
Ирка и Нора подарили мне очень красивый дневник в кожаном переплете. Я очень благодарна Норушке и Ирке и очень, очень их люблю. Только почему она написала, что я, возможно, буду известным поэтом и госпожой Зигмунт Ш., а если нет… тогда этот дневник будет лишь очень мучительным воспоминанием. Сегодня я не очень продумываю свою жизнь, может быть, сейчас у меня не получается, как раньше, и вообще – оно того не стоит. Возможно, главное событие сегодня – это то, что я познакомилась с семьей Ш. Это произошло случайно, но я очень растерялась, хорошо, что было темно. З. в школе узнал, что у меня день рождения. Мне 17. Это еще не так страшно, но 18 – это кошмар. Не знаю, почему всего один год так много значит. Итак, я с ними встретилась именно в мой день рождения, да… Мама, это правильно? Второй день рождения без тебя. А ты, ты сегодня думаешь обо мне? Почему я… Новый этап завтра не начнется, нет, все еще тот же самый.
20 июня 1941 г., пятница
Сегодня. Да, сегодня. Я это знала, я это чувствовала, об этом могу рассказать только тебе. У нас был еще один прекрасный вечер. Вдвоем, действительно наедине. Солнце село, начали появляться звезды, и выплыла луна, а мы сидели рядом и разговаривали. И это было так… когда мы уходили, было темно, мы не могли найти дорогу. Мы потерялись, да, мы вдвойне потерялись, или, вернее, – только что нашли себя. Все было так внезапно и неожиданно – и приятно и страшно. Я не находила слов и была в ужасном замешательстве. Он сказал: «Ренушка, поцелуй меня» – и прежде чем я поняла, это случилось… Позже он хотел еще, но я не могла, я вся дрожала.
З. сказал, что ему правда понравилось такое «умышленное блуждание», он сказал: «Можно повторить сейчас или завтра». Чувствую себя так странно и приятно. Было так легко, неуловимо, божественно, нежно. Было много всего, но меня интересует только одно – то, что он стал так близок мне, самый дорогой человек в мире, и я все время как в дурмане… как это случилось. Больше не буду об этом, мне нужно подумать и помечтать… Мы встретимся завтра – З. и я, и ты и я. А завтра тоже будет таким хорошим и приятым?..
Вы мне поможете, Булуш и Господь.
21 июня 1941 г., суббота
Люблю эти зеленые глаза. Сначала мы сделали друг другу надписи на фотографиях. Писали на латыни. Это скандал, вот что З. сказал, что этот скандал продолжается уже полгода. Мы пошли к соснам. И опять было очень хорошо. Мы второй раз поцеловались, вернее, первый, потому что сегодня это было взаимно. Было тоже очень приятно, но, ты знаешь, это не было пламенно или неистово, а как-то деликатно и бережно, почти опасливо – как будто нам не хотелось погасить то, что нарастало между нами. Кто бы мог подумать, что мы будем разговаривать так «научно»?
Вы мне поможете, Булуш и Господь.
Зигу очень хочет пойти на вечеринку в понедельник, я не хочу, но, кажется, придется – мне правда не хочется! Я не получаю удовольствия от этих танцев в духоте и тесноте. Я предпочитаю находиться под звездами, под луной в вечерней тьме, с моим взрослым Зигунио.
26 июня 1941 г.
Помнишь, 25 марта я писала, что я видела сон. Мне приснилось, что мамочка сказала, что приедет 25 июня. Господи! Я не знала, что произойдет. Не могу писать. Немею от страха. Снова война, война между Россией и Германией. Немцы были здесь, потом ушли. Ужасные дни в подвале. Город был эвакуирован. Ты помнишь, дорогой Дневник, какую цену я заплатила за краткий миг, сегодня мы тоже остались… Обещай нам, Господи, что теперь будет так же, как тогда. Я умоляла Тебя, Господи, чтобы сбылась моя мечта, и она сбылась, ты спас мою маму, ты дал мне его и то, чего я так долго ждала, а теперь эта война. Дай мне маму, спаси нас всех, кто остался здесь, и тех, кто сегодня утром покинул город. Спаси нас, спаси Зигу…
Сегодня меня разбудили. Я выбежала из дома и увидела его силуэт. О, я хорошо помню тот последний субботний вечер. Господь Всемогущий, спаси нас. Я так хочу жить. Я припадаю к Твоим стопам и молю от нас всех. Спаси нас. Сегодня будет ужасная ночь. Я боюсь, день тоже был жуткий. Я верю, что Ты услышишь меня, что Ты меня не оставишь в этот страшный час. Ты спасал меня раньше, спаси и теперь.
Дата… Я даже не знаю, суббота, неделю назад… Зачем, зачем говорить, зачем писать? Господи, спасибо Тебе за то, что спасаешь меня.
Тяжело на сердце:
Свинцовой тяжестью,
Давят мысли о прошлом,
И сжимают его
Новые страхи.
Теперь, может быть, я увижу Булуш! Не знаю, что с нами будет. Дидо, надеюсь, с ним не случится ничего плохого. Я в ужасе. Почти весь город в руинах. Кусок шрапнели попал в наш дом. Это были жуткие дни. Зачем даже пытаться их описывать? Слова – это просто слова. Они не могут выразить, что чувствуешь, когда твоя душа вся целиком спаяна с одной свистящей пулей. Когда вся твоя воля, твой разум и все твои чувства цепляются за летящие снаряды и молят: «Только не в этот дом!» Ты становишься эгоистичной и забываешь, что снаряд, который не попадет в тебя, ударит в кого-то другого.
Дорогой Дневник! Как ты мне дорог! Как ужасны были моменты, когда я прижимала тебя к сердцу!
А где Зигуш? Я не знаю. Надеюсь страстно, что он не пострадал. Где он, я не знаю. Боже милостивый, защити его от зла. Зигуш, мой единственный, из-за того нашего прощания разлука еще тяжелее. Мы обменялись фотографиями и сказали, что в конце концов нас может разлучить война. Ты строил планы на будущее, мое и твое, а я тебе говорила: «Не знаю, может, будет война». Все это началось через четыре часа после того, как ты послал последний поцелуй мне на балкон. Сначала мы услышали выстрел, потом сирену, а потом вой разрушений и смерти. Я не знаю и где Ирка и Нора, где все.
