Агония центральных универмагов длилась примерно двадцать лет. Из главных универмагов Филадельфии два – «Джимбелз» и «Братья Лит» – прекратили существование, а «Стробридж и Клотье» сосредоточили усилия на пригородных филиалах. Когда в 1994 году «Джон Уонамейкер» подал документы на защиту от кредиторов через процедуру банкротства по статье 11
[51], универмаг был уже региональной сетью и принадлежал Woodward & Lothrup – вашингтонскому универмагу с большим количеством пригородных филиалов. «Уонамейкер», который в начале XX века был эталоном универмага, «пал жертвой проблем с имиджем и усилившейся конкуренции» (New York Times, January 18, 1994). В Нью-Йорке универмаг «Мейсиз» подал документы на банкротство по статье 11 в 1990 году, пытаясь противостоять слиянию с «Федерэйтед», крупной сетью универмагов, владельцем которой является «Блумингдейлз» – извечный конкурент «Мейсиз».
Однако такая тревожная картина наблюдается не только в развитии центральных районов, но и в розничной торговле конца XX века в целом. Универмаги исчезают даже на окраинах города, куда мобильных потребителей привлекают парковками, – их здания пустеют, заполняются блошиными рынками или же передаются в собственность местным органам управления и становятся учебными заведениями, библиотеками или офисами госучреждений. Оставшиеся в центре универмаги патрулируют охранники и опасающиеся краж торговцы. Товары подороже пристегивают к полкам железными цепями; на примерку можно брать не больше одной пары обуви. Покупатели на машинах отправляются в пригородные торговые центры, где надзор тоже повсеместный, однако ощущается не так отчетливо.
В дополнение к превращению центральных районов в гетто и упадку универмагов, на покупательское поведение серьезно повлиял начавшийся в 1980-х годах экономический спад. Семьи, для которых покупка товаров по сниженным ценам – это уже не хобби, но жизненная необходимость, закупаются в разного рода «скидочных» магазинах и магазинах-складах, где большие объемы «немарочных товаров» продаются без надлежащей упаковки, а также в лавках «все за 99 центов» или «некондиционные товары», где ширпотреб продается по самым низким ценам. Подобно тому, как снижение доверия американцев к стандартизированной ценовой политике и традиционным формам торговли привело к упадку универмагов, так и «Вулвортс»
[52] подкосили магазины, которые обещали обвал цен и делали специальные предложения.
Конкуренция между различными формами розничных продаж привела к небывалому увеличению их количества в попытке приспособиться к новым условиям. В 1970-х годах универмаги переделали свои поделенные на ячейки отделов площади в специализированные бутики с дизайнерскими лейблами. В «богатых» 1980-х расцвели, а в упадочных 1990-х завяли специализированные магазины одежды. Фирмы, торгующие по почте и на дому, увели покупателей из магазинов. Однако ключевым является тот факт, что из-за повышенного внимания к цене покупатели стали как никогда мобильны и готовы опробовать различные марки, магазины, формы и социальные практики торговли. Розничная торговля – это текучее, постоянно изменяющееся поле деятельности, и, хотя это утверждение нередко связывают со специализированным «нишевым» маркетингом, оно, тем не менее, верно для всей отрасли. Образ и впечатление от вещи, розничного товара, магазина и даже непосредственного опыта покупки меняется в зависимости от того, кто, где и когда эту покупку совершает.
Пока сфера розничной торговли претерпевала изменения, очередные волны эмиграции из Азии, Африки и Латинской Америки привели на городские рынки новых покупателей и предпринимателей. Поскольку большинство недавних иммигрантов селятся в крупнейших городах, а денег у них немного, они переполняют уже существующие «этнические» районы, как белые, так и черные. Они создают новые пространства этнической идентичности (маленькие Гаваны, Одессы, Камбоджи и пригородные Чайнатауны) и включают новых людей в существующие схемы разделения труда. Выходцы из Кореи и (Ост-)Индии часто сменяют еврейских владельцев магазинов в районах, где живут люди с низким уровнем доходов. Они же пользуются услугами итальянских и еврейских оптовиков, пока не выстроят собственную сеть поставщиков. Иммигрантами со всего мира полнится и армия уличных торговцев. На Фултон-стрит в центральной части Бруклина и на манхэттенской Пятой авеню выходцы из Западной Африки продают поддельные «ролексы» и шарфики «дорогих» марок. На 53-й улице, в одном квартале от Музея современного искусства МоМА, они продают предметы африканского искусства, напоминающие экспонаты музейной коллекции, а на 12-й улице в Гарлеме торгуют поделками для туристов.
Рядом с продуктовыми магазинами на Канал-стрит китайцы торгуют замороженными креветками и сушеными грибами. Выходцы из Центральной Америки развозят тележки с хот-догами по всему городу. Вызывая негодование владельцев магазинов на этнических торговых улицах, многие из которых сами – итальянцы, китайцы, афроамериканцы или арабы (которые, как правило, оказываются сирийскими евреями), уличные торговцы из иммигрантов создают нечто напоминающее образ рыночных улиц третьего мира. Иммигранты также задействованы на не вполне легальных рынках. Они участвуют в уличной торговле как разрешенными, так и нелегальными товарами, то есть в деятельности, и без них процветавшей в бедных районах города. Кто-то торгует краденым. Бедные русские иммигранты стоят вдоль Брайтон-Бич- авеню с мешками личных вещей и предметов домашнего обихода в надежде продать их или обменять. Отдельные кварталы и целые торговые улицы находятся на перепутье между устойчивой этнической идентичностью, разнообразием и изменениями.
Все это не обходится без политических конфликтов. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе корейские владельцы магазинов вызвали волну бойкотов и демонстраций своим неприязненным отношением к клиентам-афроамериканцам
[53]. Страсти разгораются из-за языковых барьеров, взаимных подозрений и недовольства ещё одной этнической группой, к которой принадлежат новые владельцы магазинов, предпочитающие нанимать таких же иммигрантов, как они, – азиатов или латиноамериканцев. Уличные торговцы в свою очередь жутко раздражают владельцев магазинов, которые оказывают давление на полицию с целью ужесточения местных правил, регулирующих уличную торговлю. Программа по возрождению района угрожает улучшить имидж местных торговых улиц и становится таким же жупелом, что и джентрификация. Даже в бедных и рабочих районах организации местных торговцев используют наработанные схемы для усиления своего влияния на торговых улицах. Как и владельцы более дорогих объектов недвижимости в центре города, в учреждении бизнес-инициатив по развитию района (БИРРов) они видят способ восстановить безопасность и цивилизованность. Их права на улицу связаны, опять же, с этносом, классом и общественной культурой, которые они представляют.
