С тех пор, как они стали жить в таком уединении, Одовера и Фредегонда приспосабливали свой распорядок дня к детскому: вместе с детьми вставали и ложились, разделяли с ними развлечения и трапезы — будь то днем или посреди ночи. Они стали так близки: Одовера чувствовала, что ей недостает служанки, когда оставляла свои покои, отправляясь послушать мессу или чтение священных книг. Порой она сама просила Фредегонду ее сопровождать. Каждый раз, однако, проповеди капеллана казались ей скучными и напыщенными, а сам он — столь высокомерным и наглым, что в замке ее отца наверняка засекли бы палками… Одовера соблюдала христианские обряды, потому что франкские короли были христианами еще со времен Хловиса, но наставления монахов казались ей нагромождением бессмыслиц. Религия бедняков, которая обещала Царствие Небесное тем, у кого ничего не было, не могла быть создана для тех, у кого было все. Что касается Фредегонды, она, напротив, восторгалась этими елейными проповедями. Но, в конце концов, она была почти рабыня…
Мерове внезапно испустил пронзительный крик, вызвавший у Одоверы улыбку, но в тот же миг разбудивший своего брата Теодебера. Комната огласилась громким плачем обоих детей, но ласковые увещевания Фредегонды вскоре заставили их замолчать. Одовера сбросила укрывавшую ее простыню и встала с постели.
День начинался.
Было девять утра — монахи только что прозвонили заутреню. Услышав пение, доносившееся из часовни, Фредегонда ускорила шаг. Но, повернув за угол коридора, она остановилась, удивленная непривычной суетой и скоплением народа. Устроенная в замке Хлотара совсем недавно часовня была очень скромной — по сути, она представляла собой небольшую комнатку с саманными стенами, в которой стояли две-три скамьи и могли поместиться не более двадцати прихожан. Но сейчас по меньшей мере сотня людей толпились в коридоре у входа, не осмеливаясь войти, и, несомненно, внутри было примерно столько же — и мужчины и женщины, в большинстве своем встревоженные, с серьезным выражениям на лице. Они озабоченно перешептывались и вставали на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее внутри. Фредегонда торопливо преодолела последние несколько туазов, отделяющие ее от толпы, и схватила за руку какого-то парня лет пятнадцати в рясе бенедиктинского послушника, который держался чуть поодаль от остальных.
— Что происходит?
Молодой человек повернулся к ней с возмущенным видом, однако смягчился, узнав одну из наиболее ревностных прихожанок. Но тем не менее резко выдернул руку из ее пальцев.
— Это из-за короля, — проворчал он. — Говорят, он мертв, саксонцы его убили.
Оцепенев от изумления, Фредегонда долго смотрела на послушника, не в силах произнести ни слова.
— А другие? — наконец выговорила она. — Его сыновья? Принц Хильперик?
— Откуда я знаю? И потом: тебе-то не все равно?
Девушка почувствовала, как горло у нее сжимается и к глазам подступают слезы. Она смотрела на эту плотную толпу и не видела ни одного знакомого лица.
— А почему все здесь?
— Major domus
[23]
получил послание о том, что случилось, и собирается прочитать его для всех. Тебе остается только ждать вместе со всеми.
— Нет-нет, я не могу… Я должна..
Фредегонда попятилась, блуждая взглядом по толпе, потом повернулась и со всех ног бросилась бежать. Послушник только пожал плечами. Она, не останавливаясь, промчалась через множество коридоров, парадных залов и прихожих, пока не оказалась у покоев Одоверы, и вошла в спальню принцессы, раскрасневшаяся и запыхавшаяся. Та, сидевшая возле постели, на которой спали дети, мгновенно вскочила, удивленная сначала резким хлопаньем двери, а потом — выражением лица своей компаньонки.
— Король… — только и смогла произнести Фредегонда. — Говорят, что саксонцы…
На мгновение остановившись, чтобы перевести дыхание, она подумала, что Одовера внезапно лишилась чувств. Лицо принцессы стало совершенно безжизненным, все тело обмякло, руки задрожали; Фредегонда подумала даже, что каким-то образом вдруг оговорилась и произнесла имя принца Хильперика. Это было не так, но Одовера вот уже несколько недель жила в постоянном страхе перед подобным известием.
— Дворцовый управитель сейчас в часовне, — поспешно добавила Фредегонда. — Он собирается сообщить какую-то новость. Вы должны туда пойти!
Одовера уже сделала шаг к двери, но вспомнила о детях и умоляюще взглянула на компаньонку.
— Я займусь детьми, — быстро произнесла та. — Ступайте, я приду попозже..
Потратив некоторое время на то, чтобы найти одну из служанок и оставить детей на ее попечение, Фредегонда снова направилась в часовню. Толпа все росла: самые противоречивые слухи — уже близкие к панике. Теперь все переговаривались не встревоженным шепотом, как раньше, а во весь голос, и в часовне стоял невообразимый шум, который монахи тщетно пытались унять. Среди них Фредегонда заметила и юного послушника, с которым говорила раньше. При виде такого столпотворения вся его надменность исчезла. Присмотревшись, можно было заметить, что он даже слегка испуган.
Фредегонда попыталась добраться до двери, упорно работая локтями, но в конце концов вынуждена была отказаться от своего намерения — настолько плотными были первые ряды. Впрочем, это было бесполезно: Одовера наверняка тоже не смогла попасть внутрь.
Она ни за что не отважилась бы пробираться сквозь толпу в такой давке. Усталая и раздраженная, Фредегонда отступила и попыталась разглядеть среди собравшихся свою госпожу, иногда приподнимаясь на цыпочки. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы наконец обнаружить принцессу, которая стояла, прижавшись к стене, чуть поодаль от толпы, и выглядела совершенно отчаявшейся и потерянной — хотя одного лишь ее королевского статуса было достаточно, чтобы вся эта челядь расступилась перед ней со страхом и почтением. Если уж просто поднять руку на франка считалось тяжким проступком и влекло за собой немалый денежный штраф, то какое наказание было бы достаточно тяжелым для того, кто посмел бы толкнуть особу королевской крови? Фредегонда уже направилась к принцессе, чтобы побудить ее пройти вперед, расчистив дорогу одной лишь силой своего имени, когда отряд стражников в кольчугах с обнаженными мечами в руках появился с противоположного конца коридора. За стражниками шла королева Арнегонда со своей свитой. Несколько повелительных выкриков и ударов мечом плашмя — и толпа расступилась с такой быстротой, что королева лишь немного замедлила шаг у самого входа в часовню. Фредегонда воспользовалась этими несколькими мгновениями и, потянув Одоверу за рукав, проскользнула между стражниками из королевской свиты. Последовало несколько недовольных восклицаний и даже толчков, но, узнав принцессу, несмотря на ее скромный наряд, толпа пропустила ее, как и Фредегонду. Арнегонда лишь мельком и свысока взглянула на них, когда они оказались рядом, ограничившись небрежным кивком в ответ на поклон невестки. Стражники расчистили проход, и вся процессия потихоньку вошла в часовню — пройти можно было лишь по двое одновременно. Монахи, которые до этого пытались успокоить толпу, теперь с почтительным видом стояли в два ряда по обе стороны от входа. Войдя, Фредегонда заметила среди них знакомого послушника и улыбнулась ему лукавой улыбкой, на которую он с готовностью ответил, — но смотрел на нее явно с другими чувствами.
