Я глянула на время, требуя еще десять лет жизни! Нашего дорогого ректора не вызывали в Министерство на отчет уже лет тридцать.
— Мы почти перешли к сути моей маленькой просьбы! — прокашлялся ректор. — Но сначала немного про…
— Я вас внимательно слушаю, — соврала я, сползая щекой по стене. Через десять минут я вынырнула из коматоза. Чтобы снова нырнуть в него. Бедный мой Фуфлыжник. Хотя нет, он явно уснул на чердаке. Как я ему завидую!
— … и туда входят … влажные… члены Магического Совета! — прокашлялся ректор.
Так, это не я захрапела? Нет-нет-нет!
— …как бы говорит, что «вымени» тебе моем? — расплывалось в сознании.
— Вот так, очень быстро мы перешли к сути моей просьбы!
Я взбодрилась, глядя на часы. Даже стол показался мне подушкой.
— Если вам вдруг станет известно что-то про драконов в Академии. Мало ли вдруг что-то услышите. Или узнаете. Я прошу докладывать сразу мне! — закончил ректор. На часах было уже пять утра. — Не буду вас задерживать! Надеюсь, вы меня услышали?
Глава двенадцатая. В которой меня поймали и не отпускали
Дверь за ректором захлопнулась. Я поняла, что если ко мне еще кто-нибудь придет, голодный дракон ему покажется сказкой! Я просто задушу его, а потом запинаю! А труп спрячу так, что ни одна Инквизиция соберет!
— Вылезай, — выдохнула я, снимая Фуфлыжника. Тот был крайне недоволен и слегка напуган.
«Пук-пук! Я в домике!», — намекнула чешуйчатая задница, прячась под одеялом.
Я легла на живот, зарывшись лицом в подушку. У нормальных девушек сердце болит от любви. А у меня попа! Неправильная какая-то любовь! В голове еще ворочалась «краткая просьба ректора»: «… не хватало, чтобы это случилось в женской «раздавалке!».
Ректор в приливе красноречия не отличался особой дикцией.
Я взбила подушку и легла на нее второй щекой. «… Министерство считает, что может «пердеть» нами, как хочет. Но, есть Устав…».
— Ыыыыы! — простонала я, пряча голову под подушку. Вот, наконец-то отпустило!
«Живет в моем сердце один Инквизитор. И не платит аренду, сволочь!», — на этой мысли я погрузилась в тревожную дрему.
— Аучь! — выдала я, дернувшись от боли.
Мне показалось, что по мне пробежало племя гоблинов. Но это был всего — лишь маленький дракончик. Он отоспался за день. И теперь требовал развлечений, феерического шоу и жонглирования.
Единственное, чем я могла сейчас жонглировать, так это словами нехорошими.
— Ой! — дернулась я, чувствуя, как когтистая лапа наступила мне на больную попу. — Ыыыу!
«Мама! Ну что такое? Чего это ты такая вялая? А?», — возмущался малыш. «Пять утра — самое время для веселых игр!», — настаивал ребенок. «А то лежишь, как дохлая!», — с укором смотрел на меня Фуфлыжник. «А еще слетала бы и поохотилась бы на котлету! А то ребенок с голоду умирает!», — требовал непоседливый дракончик.
Я честно пыталась объяснить ему, что охота на котлеты — опасна и трудна. Что котлеты быстро бегают. А мама устала. И уже не настолько ловка и сильна, чтобы настигнуть котлету в два прыжка. И уж тем более, чтобы вступить с ней в неравный бой.
Меня доедала совесть. Однажды малыш вырастет и будет охотиться сам. Воображение уже рисовало дракона в синем небе. И крики перепуганных людей: «Дракон!». «Ой, да ладно вам! Смотрите, какой он тощий! Охотится на трусы и котлеты!», — машут рукой старожилы.
А маме придется лично охотиться на мамонтов. Чтобы готовить котлеты. В пропорции один мамонт — одна котлета.
Когда вас доедает совесть, можно просто дать ей в зубы. Что я и сделала.
Чешуйчатые неприятности просто притягивались к тому месту, где они обычно живут. И не слезали с него.
— Так, слезантий с меня! — потребовала я, морщась от боли.
Этот ожог я пыталась исцелить заклинанием. Но он почему-то горел и побаливал.
Обиженный Фуфлыжник был ссажен с меня на одеяло. Я снова прикрыла глаза, стараясь не думать, что спать осталось два часа. Фуфлыжник что-то грыз. Открыв глаз, я выяснила, что это ножка стола. Чавкал он очень аппетитно. Видимо, ему было вкусно.
Успокоившись и возрадовавшись, что ребенок нашел себе занятие, я закрыла глаза. А зря!
— Аааааа! — заорала я, чувствуя, что перед глазами потемнело.
— Пуф! — радостно выдал Фуфлыжник, приземляясь мне на попу. И попытался напасть на меня в детской кусательной форме.
— Ты это откуда… — прищурилась я, глядя на раскинутые в полете крылья. Мой взгляд упал на шкаф. Прыгать на больную мамину попу может только дракон самоубийца!
— Мамочки, — простонала я, видя, как ловкие когти карабкаются по отвесной дверце. Дверца шкафа была открыта. На ней покачивался гордый победитель маминой нервной системы, властелин фантиков и мастер прицельного попадания в список самых трудных детей.
Я попыталась отползти. Чем возмутила ребенка до глубины: «Фуф!». Всем видом он намекал, что мама должна лежать неподвижно! И в будущем он вырастет не ловким охотником, а ленивым падальщиком.
«Падальщик со шкафа» снова приземлился на меня. Но не угомонился. Невидимая сила снова потянула его на подвиги. Я пыталась поймать любителя острых ощущений пониже хвоста и проверить, где находится шило. А заодно и чистоту окрестностей шила. Но грозным: «Фуф!», мне намекнули, что мы уже большой. А я вот-вот стану причиной моральной детской травмы.
После шестого раза я разгадала секрет. Мама интересная. Мама пищит и «вошкается», если на нее упасть. Кровать — не интересная. Она молчит. И не охает.
Я уже чувствовала, что Фуфлыжник укладывается спать. И требует, чтобы я соорудила ему из одеяла пещеру. В последнее время он спит только в одеяльной пещере. И больше никак.
Его ничуть не смущает, что на улице остаются хвост и задние лапы. Юный уничтожитель маминых нервных клеток считает, что надежно спрятался. И проезжающий мимо рыцарь не обратит внимания на хвост и подрыгивающуюся лапу.
— Фуф! — запротестовал Фуфлыжник.
Он только что забраковал пещеру, которую я ему соорудила. Дескать, сама живи в ней, если тебе нравится!
Я собрала из одеяла еще одну пещеру. В нее засунулась драконья морда. А потом вылезла: «Фуф!». «Мама, а ты не могла бы в ней ремонт сделать?», — намекал малыш, требуя еще одну пещеру. Я снова принялась собирать пещеру, оставляя открытый проход.
«Мама, ну кто так делает пещеры? Ты что? Пещеры делать не умеешь?», — смотрели на меня расстроенные глаза. «Где сталактиты, сталагмиты, куча принцесс, несметные богатства?», — на меня уже смотрели с обидой.
Я засыпала в пещеру его сокровищницу. И он успокоился. Проснулась я от грохота. И расстроенного «Пуф-пуф!»
