От грохота закрывшейся двери проснулись два рыцаря – из тех, кого он взял в свою личную охрану, – сморенные усталостью и спавшие прямо на стульях в комнате перед спальней, где королевская чета имела обыкновение принимать наиболее доверенных из своих подданных. Кажется, после битвы они ни разу не снимали доспехов…
– От вас воняет, как от козлов! – недовольно поморщившись, сказал Горлуа. – Ну-ка живо со мной в баню!
Стоявшие в коридоре стражники, вооруженные короткими копьями, выпрямились и взяли на караул, но сенешаль даже не взглянул на них. Галерея, ведущая в королевские апартаменты, служила также и куртиной, тянувшейся до центральной башни. После влажной духоты спальни здесь было освежающе прохладно. В мощных стенах с обеих сторон были прорублены бойницы, сквозь которые галерею продувало ветром. Над ней выступали две сторожевые вышки – цилиндрические каменные будочки, в нижней части которых были пробиты отверстия, чтобы наблюдать за приближением врага и стрелять в случае нападения. Запах и несмолкаемое жужжаниемух, доносившиеся оттуда, ясно указывали, для чего используют их стражники в мирное время…
Пройдя несколько шагов, Горлуа заметил в темном участке галереи, между двумя горевшими факелами, какую-то бесформенную груду тряпья, которая вблизи оказалась человеческой фигурой, облаченной в грубошерстную рясу.
– Что это? – спросил он, указывая на лежавшего подбородком, но тот уже поднимался с пола.
– Простите меня, мессир… Кажется, я заснул…
Он подошел ближе к свету факела, и тогда Горлуа его узнал – это был Блейз, францисканский монах с унылой физиономией, духовник королевы.
– Мы не смогли увидеться днем, – сказал он.
– А зачем? – спросил Горлуа. – Разве я тебя звал?
Рыцари и стражники позади них захохотали, но монах смотрел на него с таким выражением, что Горлуа почувствовал себя задетым – в нем смешивались доброжелательность, сочувствие и… неужели жалость?!
– Я полагал, что ты нуждаешься в помощи Господа, сын мой. Чтобы умиротворить свою душу…
Горлуа сжал кулаки и несколько мгновений с ненавистью смотрел на монаха, однако сдержался и лишь глубоко вздохнул.
– Хорошо… завтра.
– Завтра, сын мой, возможно, будет слишком поздно. Ты живешь в смертном грехе! Нужно исповедаться в грехах и смиренно молить Господа о прощении.
– Смиренно молить?
Один из рыцарей насмешливо фыркнул и сделал шаг в сторону францисканца, но угроза не подействовала на него. Горлуа пришлось сделать еще одно усилие над собой, чтобы сдержаться.
– Завтра, ладно? Сегодня я не нуждаюсь в Господе. Я нуждаюсь в том, чтобы принять ванну, выпить и поесть.
Он хлопнул монаха по плечу с деланной улыбкой и двинулся дальше по коридору в сопровождении свиты.
– Тебе и самому, кстати, не мешало бы поесть, – крикнул он, обернувшись через плечо. – На тебя смотреть страшно!
– Без Бога ты никогда не станешь королем, – бросил Блейз вслед удаляющимся фигурам.
Горлуа ничего не ответил, но его усмешка исчезла.
Утер и его спутники уже давно не встречали никого на своем пути. Ночью они шли, днем прятались. Съестные припасы Брана закончились (в основном истребленные им самим, поскольку он ел непрестанно с вечера до утра и, возможно, даже тогда, когда они с Ульфином засыпали). Если бы они не охотились и не собирали ягоды и коренья, им грозила бы голодная смерть. Однако охотиться ночью было нелегко и для гнома, а долгое пребывание под Красной Горой отучило их голодать. Поэтому они невольно старались держаться поближе к землям, освоенным людьми.
Сейчас они молча (если не считать урчания в животе Брана) сидели под густой кроной огромного ясеня, не пропускавшей свет звезд, и напряженно вглядывались в крошечный огонек вдалеке – он был слишком маленьким для костра или даже для факела и больше всего напоминал свет свечи.
– Ты что-нибудь видишь? – спросил Утер у гнома.
– Я ничего не вижу, но я чувствую запах! Там варится что-то вроде мясного рагу, кажется, из зайчатины… Еще немножко, и будет готово…
Рыцарь слегка пожал плечами. По какой-то необъяснимой причине его тянуло к этому свету. Ему не нравилось это непонятное смешанное ощущение необходимости и в то же время отторжения. Он повернулся к Ульфину и увидел, что его старший товарищ осторожно вытаскивает меч, придерживая ножны, чтобы оружие не зазвенело. Затем Ульфин поднялся, вышел из-под укрытия густых веток и, отойдя на несколько локтей, повернулся к своим спутникам и сделал им знак приблизиться. Они тут же вскочили и в два прыжка оказались по обе стороны от него. Под ногами Брана затрещали сучья, когда он, встав слева от Ульфина, со своей обычной невозмутимостью вскинул на плечо мощный топор, держа его двумя руками, словно мясник, приготовившийся к разделке туш. К счастью, никто не отреагировал на этот шум. Утер, напротив, двигался бесшумно, почти как эльф. Он сделал несколько шагов вправо от Ульфйна, видя лишь его силуэт, а потом снова начал вглядываться в слабый огонек, горевший прямо перед ними.
Он слышал, как шуршит сухая трава под его кожаными сапогами и как длинная кольчуга при каждом движении постукивает по его щиколоткам. Он все еще не обнажал меч, хотя держал его наготове, прижатым к бедру, и, затаив дыхание, прислушивался к малейшему шуму. Изо всех сил всматриваясь в окружающую темноту, он, наконец, различил смутные очертания какого-то жилища, слишком низкого, чтобы оказаться человеческим, разве что оно наполовину было скрыто в земле… Крестьяне, жившие на больших равнинах, часто строили себе подобные дома, чтобы уберечься от ветра и от чужих взглядов… Но крестьяне почти никогда не жили поодиночке, и вряд ли можно было найти хутор, который не был бы ничем защищен – даже простой бревенчатой оградой. Утер быстро оглянулся и буквально застыл на месте. Его спутники исчезли. Он пригнулся почти к самой земле, стараясь рассмотреть их силуэты на чуть более светлом фоне неба, но не увидел ничего, кроме смутных очертаний низкорослых деревьев. Он снова задержал дыхание и напряг слух. Ничего. Лишь слабый огонек – должно быть, в окне хижины. Утер медленно обнажил меч и продолжал идти вперед, иногда поглядывая влево, где должны были находиться его компаньоны. И вдруг споткнулся о чье-то тело. Ему с трудом удалось удержаться на ногах.
Это был гном с уродливым застывшим лицом, похожим на старую картофелину, одетый во что-то вроде мехового жилета, – без всякого сомнения, мертвый, хотя на теле не было никаких признаков ран. Разглядев выражение его лица, можно было подумать, что он умер от страха.
– Утер!
Молодой человек резко вскинул голову, разозлившись, что кто-то из приятелей окликает его в полный голос, но тут же понял, что это не Бран и не Ульфин. Дверь крохотного жилища открылась, и в луче слабого света на пороге показался высокий тонкий силуэт человека, закутанного в плащ и безоружного.
– Утер…
