О чём я только думала?!.. Он совсем не изменился!.. Всё тот же агрессивный собственник!..
Я резко отстранилась от него, но он, схватив меня за локоть, с лёгкостью вернул меня к себе обратно. Не смотря на то, что теперь я смотрела на него с неприкрытой злостью, он продолжал аккуратно гладить мои волосы и заглядывать мне в глаза с нежностью.
– Не трогай меня… – выдавила сквозь зубы я.
– Таша… Маленькая моя… – он провёл рукой по волосам у моего виска и, вновь заглянув мне в глаза и пригнувшись чуть ближе, вдруг заговорил тихим шёпотом. – Ташенька… Ты бесплодна, да?
Не смотря на то, что он произнёс эти слова тихим шёпотом, для меня они показались громче грома. Я ощутила, как резко расширились мои зрачки, и как с болью врезалось в мои рёбра сердце.
Почувствовав горечь в глазах, я поморщилась и, задыхаясь, попыталась сделать шаг назад, но Дариан мне не дал этого сделать.
– Ты не знал… – задыхаясь от резко ударивших мне в голову слёз, начала сипеть от боли в горле я. – Всё это время ты не знал…
Резко притянув меня к себе, Дариан обнял меня с такой силой, что мои кости едва не затрещали. Продолжая гладить меня по голове, он говорил где-то рядом с моим ухом:
– Нет, не знал…
– Ты же всегда всё знаешь… – я продолжала сипеть сквозь льющиеся из глаз потоки воды. – Ты всегда всё знаешь…
– Доктора мне не сказали. Они не сказали мне… Поговори со мной, дорогая. Расскажи мне всё, чего я не знаю. Я хочу знать всё. Всё-всё-всё…
Дариан
Когда Таша заснула, было уже далеко за полночь. Убедившись в том, что её заплаканные глаза окончательно сомкнулись, я аккуратно выскользнул из кровати. Спустившись в кабинет, я налил себе чистый виски и, включив камин, сел в кресло напротив. Искусственный огонь не давал успокоения, и тогда, отведя взгляд в сторону, я сделал первый глоток.
Мысли о подозрительном материнстве Таши не давали мне покоя, поэтому я решил начать своё расследование сразу после того, как покинул её квартиру, и что-то мне подсказывало, что стартовать необходимо было с самого начала.
Я вернулся в больницу, в которой Таша проходила своё лечение после потери нашего ребёнка, и нашёл доктора, под присмотром которого она тогда пребывала. Вытащить из него информацию, как я и думал, было проще, чем отобрать конфетку у ребёнка. В конце концов, все мы алчные, только каждый по-своему…
Я хотел узнать лишь о том, могла ли Таша забеременеть так быстро после перенесённого ей выкидыша, но я даже не думал, что получу столь страшный ответ. Услышав о том, что Таша никогда больше не сможет родить, я не менее трёх раз переспросил, насколько точна эта информация. Информация была точна на девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента. Всё ещё держа себя в руках, я спросил у доктора, почему он сразу не рассказал об этом мне, ведь именно я был отцом того ребёнка Таши, на что он мне ответил, что, во-первых, Таша попросила его молчать о своём диагнозе, а во-вторых, я не являлся её официальным мужем. Вот это “во-вторых” едва не стоило доктору жизни, благо он успел выбежать в коридор прежде, чем настольная лампа, которую я схватил в порыве гнева, успела его настигнуть.
До встречи с Ташей оставалось немногим больше суток, так что у меня было время, чтобы прийти в себя и подготовиться…
Так, у нас не будет детей. Не страшно. Всё равно я хотел наследника не для того, чтобы передать ему свою империю, а для того, чтобы повязать Ташу с собой навсегда. Со временем Ирма кого-нибудь родит, а этот кто-то родит ещё кого-то, в общем, решать вопрос с наследством буду не раньше восьмидесяти, сейчас же меня интересовала только Таша.
Два года прошло!.. Два года она жила с нашей общей болью, безраздельно взвалив её на себя одну! Я не мог забрать эту ужасную боль всю, но теперь, узнав о ней, я готов был гасить её каждый день нашей с Ташей одной на двоих жизни. В конце концов, виноват в произошедшем был только я один. В тот момент Таша не была готова стать матерью – я против её воли сделал ей того ребёнка. То, что тогда я сделал с ней в порыве своей одержимости ею, навсегда останется моим личным крестом.
…Когда первая волна её слёз прошла, она смогла ответить мне на вопрос о том, чьи это дети, раз она их не рожала. Не скрою, у меня словно гора с плеч упала, когда она вслух произнесла слова о том, что не рожала от другого мужчины. Что же касается детей – с ними всё оказалось сложнее, чем я рассчитывал. Ни отца, ни матери, которым их можно было бы вернуть, у них не было, мне же они откровенно были не нужны. Мне вообще никто не был нужен, кроме Таши. Так что этот вопрос мне ещё предстояло обдумать и решить, и желательно в ближайшие сроки.
…Перед тем, как Таша уснула, мы обсудили наш выкидыш. Прежде мы ещё ни разу не разговаривали об этом, и теперь казалось, будто мы слой за слоем забинтовываем эту всё ещё кровоточащую рану. Я несколько раз повторил ей свои слова о том, что нам не нужны дети для того, чтобы быть счастливыми – для полноценного счастья нам достаточно нас двоих. Казалось, что её эти слова успокаивали, но я не был в этом уверен. Таша никогда не отличалась материнскими инстинктами, но что-то мне подсказывало, что она хотела бы рано или поздно стать матерью. Теперь же с ней этого не случится, и с этим осознанием необходимо научиться жить. Нам вместе. Это тяжело, но не катастрофично. Я уверен в этом. Катастрофа – это потерять её, а не возможность иметь от неё детей. Пока у меня есть Она, я со всем справлюсь. Я в этом уверен так же, как и в том, что больше никогда её не потеряю. Я избегу этой потери даже ценой собственной жизни, но больше не допущу того, чтобы Таша слонялась по этому или тому свету без меня.
Глава 50
Я вернулась домой на рассвете, так как обещала Моне отпустить её до девяти часов утра – она планировала выехать с сыном за город, на день рождения её сестры и племянника, которые имели счастье родиться в один день. Кстати о днях рождениях: нельзя забыть о том, что Пандоре на днях исполнится “пятьдесят”, и во время своего поздравления ни в коем случае нельзя упомянуть о её истинном возрасте. Боюсь даже шутка о том, что ещё пара-тройка лет, и она начнёт мотать восьмой десяток на этой планете, не будет ею воспринята как юмористическая дань её преклонному возрасту, в котором она всё ещё умудряется выглядеть так, будто ещё вчера справляла свой полтинник.
Проводив Мону, я отправилась в ванную комнату, чтобы принять душ прежде, чем проснулись бы дети. После водопадов слёз, выплеснувшихся из меня накануне вечером, мои покрасневшие глаза болели так, словно собирались покинуть свои орбиты. И хотя я промывала их прохладной водой битые десять минут, вода особенно сильно не помогла, но всё-таки убрала с век лёгкую припухлость.
Когда я вошла к детям, они уже не спали. Переодев их и поочерёдно спустив вниз в столовую, я без особенных проблем покормила их, после чего переместила в гостиную к ящику с игрушками и уже начала убирать грязную детскую посуду со стола, когда раздался первый звонок в дверь. Так коротко и робко в эту квартиру ещё, пожалуй, никто никогда не звонил. Заинтересовавшись, я отставила тарелки в сторону и направилась к двери, и когда я к ней уже почти подошла, звонок раздался повторно, на сей раз прозвучав немногим увереннее. Посмотрев в глазок, чтобы убедиться в том, что это не Роберт, от которого снова не было ни слуха ни духа, я увидела миниатюрную блондинку с большим животом. “Странный гость”, – пронеслось у меня в голове прежде, чем я распахнула перед ней дверь.
