Таша снова вздрогнула, и я сразу же погладил её по голове, давая понять, что я рядом. Сейчас ей страшно и неуютно с новыми знаниями, но пройдут часы, и моя смышлёная девочка быстро поймёт, как их применить. Она сама не заметит того, как превратится из строптивой кошки в покладистого, нежного котёнка. Нет, я не против строптивости, но пусть она наконец начнёт дозировать её с податливостью и хрупкостью. Пусть научиться садиться мне на руки и мурлыкать мне на ухо, ластиться ко мне, и когда я буду её гладить, я хочу слышать удовлетворённое сладостное урчание, а не протестующее шипение.
Ничего, слёзы и дрожь пройдут, на их место придёт осознание собственной слабости передо мной, желание моих нежных, а не агрессивных рук, а за всем этим явится собственной персоной и неминуемое покорение. Таша ещё ничего не понимает, маленькая моя совсем ещё неопытная, но для того я и рядом, чтобы объяснять ей и поддерживать её в её слабости.
Слёзы её, конечно, меня разрывают изнутри, но такова цена её перевоспитания под себя. За всё нужно платить: если я хочу от неё нежности, податливости и покорности – я должен вытерпеть эти потоки из её глаз и, если придётся, не только эти. Сколько раз мы ещё переживём этот единственно верный в случае Таши метод стрессового перевоспитания, я не знаю, но я готов точить свою девочку до тех пор, пока она не станет шлифованной в моих руках, без единого строптивого выступа или трещинки, словно идеальный слиток янтаря…
Таша вновь едва уловимо вздрогнула, и я приобнял её покрепче. Пусть всякий раз, когда чувствует себя уязвимой, знает, что я рядом, и что лишь в моих силах свергнуть её в пропасть или вознести её к небесам. Мысль о том, что она без меня не справится ни с тем, ни с другим, должна стать ключевой в её жизни.
…И всё же как резали моё сердце её слёзы! Даже не представляю, как буду смотреть на её заплаканное лицо, когда она окончательно проснётся. Нужно подготовить свои нервы.
Таша ещё раз едва уловимо вздрогнула, и я понял, что она, наконец, начала сопеть. Уткнувшись носом в её ароматные волосы, я закрыл глаза и начал ею дышать. Моя маленькая девочка… Моя……… Моя……… Моя………
Только моя!
* * *
Я проснулась в кромешной темноте и сразу поняла, что нахожусь одна в постели. Перевернувшись с правого бока на спину, я пощупала сторону кровати Дариана. Едва уловимое тепло под пледом всё ещё можно было ощутить, значит он ушёл не раньше пяти минут назад. Дотянувшись до ночника на стене с его стороны и включив его, я вгляделась вглубь комнаты. Убедившись, что Дариана нет, и в ванной свет не горит, я посмотрела на часы. Было без десяти минут три часа ночи. Сев, я увидела ком своей одежды, лежащей на полу у изножья кровати. Спустив ноги на пол, я нагнулась и подняла этот ком на кровать. Треснувшие в резинке трусы я не задумываясь отбросила в сторону, рубашку, оставшуюся без единой уцелевшей пуговицы и порванным правым рукавом, я ещё долго мяла в своих руках, осматривая её со всех сторон. Нет, никуда не годится…
Наконец встав на ноги, я натянула на себя джинсы и, застегнув на них ремень, направилась в ванную. Умыв горящее лицо, я несколько раз отдельно ополоснула щиплющие глаза, после чего наконец посмотрела на себя в зеркало. Всё было не так уж и плохо. По крайней мере чёрный карандаш и тушь, рекомендованные мне Полиной, оказались действительно водостойкими – хотя от них уже почти ничего не осталось, они не размазались по лицу и теперь я выглядела так, будто всего лишь не до конца сняла макияж.
Возвращаясь в спальню, я, чтобы не включать свет в комнате, оставила его гореть в ванной и не закрыла за собой дверь. Подойдя к шкафу, я аккуратно, боясь лишних звуков, открыла его и начала выбирать себе новую рубашку – та, что была на мне, смотрелась слишком помятой, а я не могла в таком виде вернуться в Лондон.
Выбрав чёрную, я машинально отметила, что новая домохозяйка Дариана, пятидесятипятилетняя миссис Питерсон, которую я видела лишь однажды и-то мельком, действительно хорошо выглаживает его одежду. Взяв рубашку вместе с вешалкой, я направилась к кровати.
Бросив рубашку на одеяло, я начала переодеваться.
Я уже аккуратно закатала рукава до локтя, заправила длинные концы рубашки в джинсы и начала застёгивать пуговицы, когда услышала, как в дверь в спальню приоткрылась. Лишь слегка качнувшись, я, не отрывая глаз от своих ослабших пальцев, продолжила застёгивать на себе пуговицы, то ли боясь, то ли не желая оглядываться.
Тяжёлые шаги медленно, но верно приближались ко мне и, когда я уже застёгивала пуговицу на своём декольте, я почувствовала, как Он остановился позади меня, буквально впритык к моей вытянутой в струнку спине. Нагнувшись к моей шее, Дариан постепенно начал обнимать меня. Сначала его руки легли на мою талию, затем его правая рука постепенно начала скользить вверх, к моим занятым делом рукам, а левая заскользила по низу моего живота, и скоро я почувствовала, как его горячий палец, проскользнув в расщелину между пуговицами, мягким жаром начал скользить по моей коже у самого края джинс.
Он продолжал нюхать мою шею, а я, закрыв глаза, отстранять её в сторону. Он начал подниматься по ней к моим волосам, продолжая сжимать меня в своих настойчивых объятьях и водить рукой по низу моего живота, и я вдруг начала ощущать, как прошедшая после сна дрожь медленно-медленно начинает возвращаться назад в моё тело.
– Тебе идёт эта рубашка, – в очередной раз вдохнув запах моих волос, вдруг полушёпотом произнёс Он, и я сразу же ощутила резкий прилив дрожи.
Я не была уверена в том, что Он позволит мне отстраниться, но я попыталась сделать полшага вперёд, так как дальше шагнуть мне не позволяла стоящая впереди кровать, и Дариан, хотя и не сразу, но выпустил меня из своих настойчивых рук. Стоя к нему полубоком, я дрожащими руками застегнула ещё одну пуговицу чуть выше груди, на ключице, и, поправив рубашку внизу у границы ремня, наконец заставила себя посмотреть на Риордана.
– Я хочу домой, в Лондон, – встретившись с ним взглядом лишь на долю секунды, я сразу же посмотрела в другую сторону.
– Сейчас только третий час ночи, – он дотронулся до пряди моих волос, но я вновь отстранилась, одновременно почему-то попытавшись сделать это не слишком резко, наверное чтобы не нагнетать обстановку.
– Я доеду, – отозвалась приглушённым голосом я.
– Если хочешь домой, тогда я сам тебя отвезу, – спокойным и даже каким-то убаюкивающим тоном произнёс Дариан.
Ничего не ответив на его заключение (именно заключение, а не предложение), я только согласно кивнула головой, после чего аккуратным шагом направилась мимо него к двери.
Спускаясь на негнущихся ногах по лестнице, я шла слишком медленно, стараясь не наступить на разбитое стекло из-под картин, и слышала, как идущий след в след за мной Дариан с уверенным хрустом топчет осколки своими ногами. В отличие от меня, он был в тапочках, так что его самоуверенность не в счёт…
Наконец спустившись из спальни и выйдя из кабинета, я уже хотела завернуть направо, к выходу, но идущий позади меня Дариан вдруг положил свои большие руки на мои плечи и лёгким движением развернул меня налево, по направлению вглубь дома. Прежде, чем я успела понять, как именно на это отреагировать, Он, продолжая вести меня за плечи, пояснил спокойным тоном:
