Абажур лампы сконфуженно потупился:
– И правда.
– Бедная Фурия… – вздохнуло кресло.
– Она жива! – Пип произнёс это так поспешно, что даже ему самому стало от этого не по себе. – И не смейте даже думать о дурном!
– А мы и не думаем, – поспешила заверить его лампа.
– Правда ведь?
– Да нам бы и в голову не пришло, – заискивающе поддакнуло кресло.
Все трое замолчали, а Пип мрачно посмотрел на дубовую кровать, стоявшую у торцевой стены комнаты. Они находились в спальне Фурии – с высокими окнами, бирюзовыми обоями и скрипящей мебелью, гораздо более старой, чем лампа и кожаное кресло. В открытом камине потрескивал огонь. Вот уже четыре дня Кэт заботилась о том, чтобы он горел не затухая. В тяжёлой дубовой кровати Фурии под белым одеялом лежал Финниан. У него были закрыты глаза, и дышал он спокойно и размеренно. Кэт подвинула второе кресло: она покидала Финниана лишь изредка, вплоть до минувшей ночи она даже спала здесь, в кресле. Но вчера вечером объявился чужак – Дункан Маунд, бо́льшую часть времени просиживавший рядом со спящей Изидой двумя комнатами дальше, – и с нежной настойчивостью заставил Кэт перебраться в собственную постель.
– Финниан идёт на поправку, – утешил её он. – Но пару дней ему ещё понадобится, чтобы прийти в себя от побочных эффектов библиомантического воздействия, применённого Изидой для лечения его раны.
Кресло шёпотом поведало Пипу, что Кэт уже в пять утра вернулась обратно и снова заняла свой пост у постели Финниана.
– Она не доверяет нам присматривать за ним, – буркнула лампа обиженно. – А уж мы-то наверняка не заснём.
С момента их возвращения Изида погрузилась в восстановительный сон. Сразу после прыжка в резиденцию она свалилась без чувств и больше в себя не приходила.
Кэт рассказала Пипу о том, что произошло в Риме. И хотя от Дункана, за несколько прыжков перенёсшего всех остальных, ему по-прежнему было не по себе, тем не менее у всех были основания быть ему благодарными. Дункан переправил не только Кэт и темноволосого юношу-экслибра, он позаботился и кое о чём другом: после того как Финниан, очнувшись от бреда, поведал ему, где он оставил Саммербель, Дункан открыл в библиотеке портал в Либрополис и забрал её тело.
Экслибры похоронили Саммербель вместе с её сердечной книгой на кладбище Ферфаксов, рядом с Сандерлендом, Вэкфордом, Паулиной и родителями Пипа. Кэт тоже прервала своё бдение у постели Финниана, чтобы попрощаться с Саммербель. Совещаясь, они взвешивали за и против того, чтобы похоронить Саммербель рядом с родителями, и решили, что её последним желанием было бы покоиться здесь, рядом с её друзьями по сопротивлению.
После похорон Пип остался один на кладбище. Он переходил от могилы к могиле, разговаривая с теми, кого утратил, – со своим отцом, с Вэкфордом и Паулиной, с отважным Сандерлендом, который спас его ценой собственной жизни. Сказав последнее «прости» Саммербель, Пип спросил себя, какая могила пришлась бы по вкусу Фурии. Ведь никто не знал, что с ней случилось после падения Санктуария, и никто не решался высказать то, о чём большинство думало: что она, по всей вероятности, умерла и больше никогда не вернётся. Это предположение было настолько ужасным, что мальчик стал отгонять его, ведь в нём всё ещё теплилась искорка надежды. Мысль о том, чтобы подготовить для сестры могилу, застала Пипа врасплох. Он упал на колени и впервые после возвращения своих друзей горько заплакал.
В таком состоянии его нашёл Пасьянс и напомнил об обещании, которое ему дал однажды Пип. В тот же вечер они вместе написали письмо к Молли, но на этот раз совсем иного содержания, нежели заготовленное ими за несколько дней до того. Теперь Пасьянс прощался со своей Молли в уверенности, что она по нему больше не тоскует, ведь в их книге его место занимал другой Пасьянс и боролся за её любовь. Словами Пипа Пасьянс объявил ей, что он по прошествии многих лет снова влюбился и что теперь время похоронить прошлое.
Экслибр, утверждавший, что он никто иной, как знаменитый Джим Хокинс, подвергся самому обычному врачеванию. Даже не впади Изида в беспамятство, у неё вряд ли нашлись бы силы лечить его с помощью библиомантики. Теперь он разгуливал с тугой повязкой на плече и шее, и его постоянно приходилось удерживать от попыток сделать что-нибудь по дому. Пипу он понравился, в особенности после того, как Джим рассказал ему о своих приключениях с Длинным Джоном Сильвером и остальными пиратами с «Испаньолы»
[37].
В камине потрескивали дрова, отвлекая Пипа от его мыслей. Кэт оторвалась от своего романа. Раньше она в книгах ничего такого не находила, но с тех пор, как ей день и ночь пришлось терпеливо дежурить у постели Финниана, она пристрастилась к чтению. Мальчик не знал, доставляет ли ей это удовольствие или она просто хочет себя чем-то занять, чтобы не утратить рассудок от тревог за Финниана и скорби по Фурии. Вспыхнуло несколько искорок, после чего огонь снова улёгся.
– Мерцающий свет – свет нездоровый, – сердито заметила лампа. – Это известно любому тупому канделябру!
Основанием того, что они принесли Финниана в комнату Фурии, послужили длинные ряды её любимых книжек, стоявших на полке недалеко от кровати, – старые, пожелтевшие, зачитанные, а среди них – несколько книжек Зибенштерна. Кэт и Пип не оставляли надежду: если Фурия жива и будет искать книгу для прыжка, то непременно выберет ту, двойник которой стоит на этой полке, и тогда она приземлится не в пустой холодной комнате, а там, где её ждут друзья и брат и где в камине потрескивает огонь.
Глава вторая
Шесть дней спустя после падения Санктуария Финниан внезапно сел на своей кровати, вцепившись руками в простыню и устремив взгляд на что-то, находящееся за пределами этой комнаты. Потом, увидев Кэт, он слегка улыбнулся, и это придало его виду бо́льшую незащищённость, чем когда бы то ни было. У Кэт выпала книга из рук, без долгих раздумий она прыгнула к нему на кровать и склонилась над ним. Девушка обхватила его лицо обеими руками и целовала его, пока оба чуть не задохнулись.
– Ты здесь! – прошептала она, оторвав от него свои губы.
До этого он не просыпался, в бреду отрывочно рассказывая о смерти Саммербель.
– Как бы мне хотелось… клубники, – сказал он.
– Клубники?
– Мне снилась клубника.
– Где-нибудь раздобудем! На худой конец, в магазине в Уинчкомбе есть свежезамороженная.
Он медленно покачал головой, словно сам удивлялся важности клубники в такой момент. Постепенно завеса между сном и реальностью приоткрывалась. Его улыбка стала более широкой, а глаза прояснились.
– А ты как, в порядке? – спросил он.
– Мы разрушили Санктуарий.
Он странно посмотрел на неё – не как прежний Финниан, но и не как кто-то, о состоянии которого следовало беспокоиться, просто по-другому. Потом он ненадолго закрыл глаза.
