– На! – сказал он, протянув ведро Пасьянсу. – Достаточно у тебя сил, чтобы его нести?
Пасьянс кивнул и схватил своей лапой ручку ведёрка. В конце коридора на стене висело зеркало в тяжёлой золотой раме. Поверхность его потемнела, но Пип всё равно мог там себя разглядеть. Те же светлые волосы, что и у Фурии, но для своих одиннадцати лет он был всё ещё мелким, Пасьянс превосходил его почти вдвое. Раньше Пип боялся клоунов, но это прошло после нападения кавалеров Интриги на резиденцию. Сегодня он уже знал, что клоуны существовали только в его фантазии, в отличие от людей, разоривших их поместье. Фурия и Изида их прогнали и обещали, что они никогда больше не вернутся.
– Вот здесь, – сказал Пип и остановился перед последней дверью по правой стороне коридора.
Пасьянс приложил ухо к дверному замку:
– Он что, спит?
Пип постучался:
– Замза! Это я, Пип. Я привёл посетителя.
Некоторое время всё было тихо, потом изнутри послышалось жужжание и треск. Пип посмотрел на своего спутника сияющим взором:
– Он говорит, что мы можем войти.
– Ничего такого он не говорил. Сто процентов.
Пип нажал на ручку двери и вошёл внутрь. Окна были завешаны тяжёлыми шторами, и свет проникал через узенькую, с волосочек, щель. Пасьянс положил правую ладонь на рукоять револьвера, но Пип, покачав головой, слегка пихнул его в бедро:
– Не бойся.
Он ждал, что Пасьянс начнёт возражать, поскольку взрослые никогда не следуют советам детей. Но экслибр кивнул, опустил оружие и сунул большой палец за пояс.
– Замза, – сказал Пип, – это Пасьянс. Он, как и ты, экслибр.
На первый взгляд тёмный контур на кровати под балдахином казался пятном примерно овальной формы, размером чуть побольше Пипа. Замза лежал на спине – это было его любимой привычкой, хотя перевернуться на живот самостоятельно ему удавалось не с первой попытки. Книга, из которой он выпал, – собственно, короткая повесть, – рассказывала о том, как однажды утром один неприметный человечек проснулся в своей постели в виде громадного насекомого
[23]. Пип находил её смертельно скучной, так как вредитель не ел людей и день-деньской горевал о своей участи. Если бы Пип был автором этой истории, на чудовище в конце направили бы танки, а оно само сожрало бы любого, кто встанет на его пути.
Днём вредитель-меланхолик покоился в кровати на хитиновой спине, сложив ножки крест-накрест, словно дворники на машине, и в полумраке и забытьи дремал. Только ночью он начинал перемещаться по комнате, если испытывал жажду или же хотел поесть кухонных отбросов из корыт у камина. Из всех видов пищи больше всего по вкусу ему, очевидно, приходились гнилые овощи. Чтобы отыскать свой корм, Замза не нуждался в освещении: он обладал достаточно сильным обонянием. Если днём он бодрствовал и не предавался унынию, то часами мог чистить себя челюстями, особое внимание уделяя гигиене щупалец.
– Чёрт знает что за тараканище, – произнёс Пасьянс поражённо, так и оставшись стоять перед кроватью. – Надо ещё сшить тот сапог, который его раздавит.
– Ничего такого он не сделает, – успокоил Пип Замзу. – Пасьянс был на войне, и там им приходилось есть сапоги, – он перевёл глаза на экслибра, – я читал в одной книге.
Замза издал скрежещущий вздох – наверное, так он выражал желание опять остаться наедине со своей мировой скорбью. При этом в иные дни создавалось впечатление, словно он ничего не имеет против того, чтобы Пип к нему подсаживался и рассказывал о том, что его, Пипа, занимало. О своём беспокойстве за Фурию, когда она совершала вылазки с Финнианом и другими, чтобы одолеть Академию. О своём одиннадцатом дне рождения, на который экслибры подарили ему торт со сценами из одиннадцати разных книг. И о том, как проводит утро старая мисс Драйкраст, вышедшая на пенсию учительница из Уинчкомба, с недавних пор преподававшая Пипу у себя на дому. Её предшественника мистера Теофила им пришлось рассчитать, так как он настаивал на том, чтобы и дальше проводить занятия в резиденции, а в связи с изменившейся ситуацией это было совершенно исключено.
– В правое корыто, – сказал он Пасьянсу, всё ещё торчавшему с ведром у кровати и рассматривавшему Замзу. В комнате было как раз столько света, чтобы разглядеть громадное насекомое на фоне белой простыни.
Время от времени Замзе приходило в голову, что самое время отправиться в поход, – он искал дорогу на крышу, чтобы, упав оттуда, разбиться насмерть, – и по пути пугал экслибров, хотя был уже знаком им по лагерю в Лесу мёртвых книг. Он выпал из книги в тот момент, когда Саммербель пыталась с помощью библиомантики приготовить паштет. Один взгляд на её озадаченное лицо, рассказывали экслибры, заслуживает тех трудов, которые они отныне взвалили на себя, чтобы ухаживать за несчастным чудищем.
– В корыто, – повторил Пип, – в правое.
Пасьянс что-то пробормотал и направился к корытам у камина. Он высыпал туда овощи со слишком большой высоты. Один помидор отскочил от края и укатился под кровать. Пасьянс поставил ведро рядом с входом и опять подошёл к Замзе.
Замза раздосадованно вздохнул:
– У него бывает когда-нибудь хорошее настроение?
– Я бы на тебя посмотрел, если бы ты в одно прекрасное утро проснулся в виде прусака.
Пасьянс присел на краешек кровати, на почтительном расстоянии от Замзы, и положил руки на колени.
– Мне кажется, я хорошо себе представляю, что он ощущает. Он предпочёл бы быть кем-нибудь ещё, как я – оказаться где-нибудь ещё.
– По крайней мере, ты не вредитель.
– Свою прежнюю жизнь я так или иначе потерял. У всех остальных здесь она есть.
Передние ножки Замзы дрогнули, но была ли это реакция на слова Пасьянса, осталось невыясненным.
– Я слышал, что произошло с тобой и с твоей сестрой, – сказал Пасьянс Пипу. – Такие испытания не для детей. – Лицо экслибра находилось в тени, но Пип чувствовал, что слова его не были пустой фразой. Прозвучало это серьёзно и грустно. Так частенько говорил отец Пипа.
Замза распрямил суставы на передних ножках и притянул левое щупальце к голове. Причмокивая, он провёл им вдоль расщелины пасти. Пасьянс в восхищении наблюдал за происходящим.
– Во всём есть что-нибудь хорошее, – сказал он Замзе, – ты мог бы проснуться собакой, тогда пришлось бы сейчас вылизывать самому себе зад.
Замза вымученно закряхтел и опустил своё щупальце, свистнувшее, словно розга.
– Благодаря тебе он обрёл силу духа, – заметил Пип.
Пасьянс дёрнул плечами:
– Помогу, чем смогу.
– Расскажешь мне о войне?
– Это не для маленьких мальчиков.
– Но ты же сам был мальчиком.
