– Ну хорошо. Говори.
И она сказала.
Иоганн Меркурий Розенкрейц поднялся. В последний раз блеснула его янтарная брошь. Потом он отошёл прочь, и через несколько шагов его поглотила тьма мыслительного процесса Фурии. А вместо него из мрака выделился другой. Юноша, лишь ненамного старше Фурии, долговязый и тоже в сюртуке. На плечи ему ниспадали светлые локоны, а лицо, к удивлению Фурии, напоминало Пипа. Возможно, у её брата в последующем проявятся эти же фамильные черты. Несмотря на поколения, отделявшие их друг от друга, их связывало неоспоримое родство.
На вилле Анжелосанто перед Фурией стоял старик со сморщенной кожей и следами двух веков, которые притягивали взор, – веков, преодолённых Северином наперекор судьбе. Для Фурии эта встреча не была их первой по-настоящему. Ведь в голове у неё жила их переписка: её письма, записанные в их общую книгу, и полученные от него ответы. Тогдашний тон его слов позволил создать в её воображении другой облик, который, к её удивлению, мало чем отличался от юноши, вышедшего ей навстречу из мрака.
С улыбкой он уселся в кресло.
– Так лучше? – спросил за́мок его устами, о как же они были милы!
– Так он выглядел?
– Ты сомневаешься в надёжности моей памяти? – сказал за́мок в обличии Северина, ставшего шестьдесят лет спустя Зибенштерном. – Конечно, так. До самой распоследней родинки. От домов ничто не укроется.
Внезапно её глаза наполнились слезами. Это было ужасно, и в то же время смешно. Но остановить их она не могла – могла только проигнорировать и надеяться, что за́мку достанет такта не расспрашивать её по этому поводу.
– Ты что, ревёшь?
– Нет.
– У тебя для этого есть все основания.
– Я не реву.
– Может, совсем чуть-чуть?
– Да, господи, что может понимать проклятый за́мок в чувствах?
– Вы, люди, даже не можете представить, сколько ваших чувств просачивается в мои стены. Иной раз вы догадываетесь об этом, но списываете всё на воспоминания, которые данное место в вас пробуждает. При этом ваши чувства всё ещё здесь, в моих стенах и балках, и вы слышите их, узнавая их и пытаясь к ним возвратиться.
Фурия воззрилась на двойника Северина, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы получше его рассмотреть – как репродукцию, а не как подлинного Северина. Она думала, что уже давным-давно ничего к нему не испытывала, ведь в действительности он был глубоким стариком и к тому же запятнал себя обеззначиванием книг. Но теперь Фурия спрашивала себя, не было ли это всего лишь защитой, которую она возвела, чтобы оградить себя от ещё больших страданий? От наивной влюблённости прежних дней не осталось и следа. Но она не могла отделаться от мысли, что вид его всё же затрагивал определённые струны её души, порождая калейдоскоп чувств, никак не желающих соединяться в устойчивую картину. Наверное, глупо было просить за́мок предстать именно в этом облике.
– Почему ты ищешь разговора со мной? – спросила она, пытаясь всерьёз сосредоточиться на нём как на за́мке и на странной энергии, курсирующей в его стенах. – Это новое свидетельство того, что библиомантика неподконтрольна и что никто, даже сам Зибенштерн, понятия не имеет о некогда им высвобожденных силах?
– Я допустил одну ошибку, – поведал за́мок. – Я хотел заступиться за тебя перед Химмелями, но из-за этого стало только хуже.
– Эти двое и без того сильнее меня.
– Вместе – да. Порознь – как знать.
– И это всё, что ты хотел мне сообщить?
– Нет. Прости. Я очень болтливый за́мок.
– Чего же ты хочешь?
– Предупредить тебя.
– О чём? – Значило ли это, что она не умерла? Иначе какой смысл предостерегать мёртвую?
За́мок собрался ответить, и взгляд его пронзил Фурию насквозь. Абажур лампы со скрипом перевернулся вверх. Раздался хруст, лампочка вспыхнула и погасла. Со всех сторон навалилась темнота. А кресло успело только буркнуть:
– Ну что я говорило?
– За́мок? – позвала Фурия. – Северин?
Мрак был густой как дёготь.
– Лампа! Кресло! Вы ещё здесь?
Что-то ударило её по лицу. Щека вспыхнула от боли. Потом ещё удар. Она приготовилась обороняться, доказывать Фейту Химмелю, что её не так-то легко сломить.
Только бил совсем не Фейт. Это была Кэт.
Защищаясь, Фурия подняла руку и, вытаращив глаза, увидела, что находится в высоком помещении с цветными витражами. В церкви. Нет, поменьше, должно быть, это была всего-навсего за́мковая часовня. Фурия лежала в центре узкого прохода между скамеек. Алтарь был не украшен, краски фигур святых поблёкли. Рядом с ней на коленях стояла Кэт и как раз готовилась влепить ей очередную оплеуху. Едва она увидела, что Фурия приходит в себя, она опустила руку и, облегчённо вздохнув, упала ей на грудь.
– Я уж думала, они тебя того…
– Их дело как раз завершаешь ты. – Фурия попыталась её от себя отпихнуть. – Сначала поколотила, теперь ещё душишь.
– Ой, прости! – Кэт поднялась. – Не притворяйся.
Фурия потёрла горящую щёку.
– Что произошло?
– Ты была без сознания. А я… ну… я тоже. Немножко. То есть меня тоже треснули. – Под глазом проступал фингал, а на подбородке была ссадина. – Они нас заперли. Я всё перепробовала, но отсюда не вырваться. – Она указала на дверь, обитую вагонкой с сучками. – Здесь только один вход. А окна слишком высоко под потолком, до них не добраться, если только ты не научилась этой штуке с левитацией.
Фурия пошарила в правом кармане своей кожаной куртки.
– Где же она? – вырвалось у нее. – Петушиная книга! Что они с ней…
– Фейт отобрал её у тебя. Прости.
– Он… я имею в виду, он её?..
– Пытался. Но книга тяпнула его за руку. Орал он душераздирающе, а она сбежала, как кролик. Впечатляющая скорость. – Кэт, в прошлом ловец петушиных книг, знала, что говорила.
– И они её не поймали?
– До того, как нас заперли, – нет. – Она указала на несколько развязанных верёвок на полу. – Они нас связали, но возилась я с их узлами недолго. Вот что значит школа!
Фурия попыталась настроиться на волну своей книжки, где-то там снаружи, в замке. Ничего. И вообще, сам замок – почему он замолчал? И именно теперь, когда она действительно нуждалась в его помощи!
«Потому что это был всего лишь сон, глупышка», – сказал ей голос Иоганна Меркурия Розенкрейца в ответ. Но и это было, пожалуй, лишь злорадным эхом её галлюцинаций. Она продолжила поиск своей сердечной книги, но в этот миг за входной дверью начали скрестись. Она хотела было вскочить, но не смогла встать на ноги. Голова закружилась, и она опять упала на колени.
