— Мистер Икс…
— …которого вы терпите, потому что верите, что боль, насилие и одиночество были придуманы специально для вас… Но и это еще не все: есть еще и безнадежная мечта его исправить, потому что вы принадлежите к тому типу женщин, что ставят свое счастье в зависимость от мужчин и ждут, когда им скажут «иди», потому что сами они не способны сказать «иду», и вот наконец они печальны, покинуты и определенно нуждаются в сочувствии, которого на самом деле и ищут. Так вот что я скажу: вы так ревностно отдаетесь поискам сочувствия к себе, что уже его добились, сами того не подозревая, и в этом-то я вам и сочувствую.
А потом он добавил:
— Он оставляет нож поблизости от жертв… Поблизости… Почему?
7
Мистер Икс продолжал размышлять вслух. Я его больше не слушала. Я смотрела на море.
И море как будто прилило к моим глазам. Влага и соль.
Посмотри, дочка, какая ты становишься некрасивая, когда плачешь, — говорила мне мать. И это правда: все лицо у меня морщится, а большой нос раздувается еще больше и краснеет.
Все, что он мне сказал, — правда. Я это чувствовала. ПРАВДА. Но никто никогда не прижигал меня этим раскаленным железом, как сделал сейчас мистер Икс. Жгло оно нестерпимо, но как будто и заживляло раны. Боль даже придала мне сил, чтобы разозлиться на моего мучителя. Это было необычно. Точно зеркало, которое было покрыто занавесью, а теперь ее скинули одним рывком.
Таким же резким рывком мистер Икс убрал руку с моего локтя:
— Давайте уже вернемся? Я выполнил свое…
Ничего не ответив, я низко склонилась перед этим мужчиной. Сняла с него ботинок, потом второй, а потом с небольшим усилием — и носки. Мой пансионер потерял равновесие и, чтобы не упасть, ухватился за мой чепец и сорвал его. Должно быть, мы выглядели комично. Все это время он нелепо размахивал руками:
— Да что вы делаете? Отпустите мои!.. Мисс Мак-Кари!..
Я не остановилась, пока его маленькие ножки не прикоснулись робкими пальцами к песку. Ступни были обыкновенные, только очень маленькие. Не ножки ребенка или карлика: они как будто были изготовлены по шаблону взрослых ног.
— Мы возвращаемся, — объявила я, подбирая свой чепец и его ботинки.
— Почему вы это делаете? — простонал он. — Это ваша месть?
— Мой отец говорил, что рядом с морем нужно быть босым, в знак уважения.
— Ваш отец был мудрый человек. — Мистер Икс сгибал и разгибал пальцы ног. — Жаль, что он совсем не ладил с вашим братом. Разумеется, ваш отец был не такой поэтичной натурой.
Я и на этот раз не стала спрашивать, как он узнал. Мой отец так и не примирился с мечтой Эндрю о театре, даже потом, когда брат переменил свои планы. Я молча пожала плечами и пошла обратно к Кларендону, не беспокоясь, следует за мной мистер Икс или нет. На мгновение я остановилась, чтобы надеть чепец. Для этого мне пришлось поставить ботинки на песок. Чувствовала я себя странно. Не счастливой, но при этом и не печальной, и не оскорбленной. До сих пор такие ощущения приходили ко мне только вместе с пощечинами — от отца, от Роберта. Да, они причиняют боль, зато заставляют взглянуть на многие вещи иначе. Сейчас ощущение было похожее, но гораздо более глубокое.
Слова мистера Икс били не по лицу, но по чему-то внутри меня. И из такой боли рождалось эхо.
Позади я услышала голосок, зовущий меня. Обернувшись, я увидела, что мой пациент совершенно растерян, по-утиному переминается на босых ногах, но при этом на удивление весел.
— Мисс Мак-Кари… то, что вы сделали, достойно всяческого… осуждения… и ваша жестокость, скажу вам откровенно, ваша жестокость не знает пределов, и при этом… вы просчитались, поскольку, признаюсь вам, это странное ощущение песка под моими ногами… как ни тяжело мне это допустить… оно приятно, и я обнаруживаю в своих пальцах новые свойства, раньше я о них не подозревал… так что, в общем, вы сделали меня счастливым…
— Очень рада, — сухо ответила я, подхватила его ботинки и пошла к проспекту, прочь от полосы песка.
— Ах, я вижу, вы рассердились. — (Я едва слышала его голос, уносимый ветром в другую сторону.) — Я постоянно забываю, что правда остро заточена… Однако я постараюсь возместить вам ущерб: скажите, чего вы хотите, задайте мне вопрос о моей жизни, если она кажется вам интересной…
Я снова остановилась и подождала моего спутника.
— Что произошло в Оксфорде?
Лицо его осталось почти невозмутимым, как будто он ожидал такого вопроса.
— Так, значит, наш друг Мертон нажаловался доктору, верно?
— При чем тут Мертон?
— Это единственная возможная причина, по которой Понсонби мог бы рассказать вам то немногое, что сам знает об Оксфорде.
— Вы сами только что упомянули Оксфорд, — напомнила я. — Отвечайте. Вы обещали.
— В Оксфорде я помог одному приятелю… Он попал в очень неприятную ситуацию, а полиция, как это часто и бывает, не сумела оказать ему достаточную помощь. Подробности я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
— Это как-то связано с убийствами нищих?
— Никто этого не утверждал.
— Но это правда?
— Я обещал ответить только на один вопрос.
Я тяжело вздохнула в ответ на дешевую уловку. Интерес мой пропал. Мы подошли к границе пляжа. На проспекте все так же зазывали на готическое представление. Теперь я смогла прочитать и название на афише, которую держали двое актеров в повозке: «Дом спрятанных зеркал». В театре «Терренс». Зазывалы прыгали, плясали и трубили в дудки. Я снова оглянулась. Мистер Икс догонял меня нетвердым шагом. Он действительно открыл для себя новый источник наслаждения.
— Но, мисс Мак-Кари, я вам предлагал совсем не это! — выкрикнул он, поравнявшись со мной. — Мое желание сделать вас счастливой искренне, уверяю вас, поэтому… давайте дадим волю фантазии, представьте меня магом или джинном из лампы… и подумайте… если бы вы могли осуществить одно ваше желание, что бы вы загадали? Клянусь, я постараюсь, чтобы это желание сбылось, в меру моих возможностей, каковые отнюдь не малы…
От всей этой чепухи, столь привычной в устах душевнобольного, я растрогалась. Я знала, что он так говорит, чтобы извиниться за прошлые обидные слова, но продолжала молчать, глядя прямо на него. Одна рука придерживает тирольскую шляпу, в другой руке трость, рот приоткрыт, как будто даже наша коротенькая прогулка стоила ему громадных усилий. Не думаю, что когда-нибудь позабуду, как он выглядел в ту минуту. Странный человек, но не более странный, чем любой другой. С одним-единственным отличием.
— И вы его исполните? — переспросила я. — Мое желание.
— Клянусь вам, — подтвердил он совершенно серьезно.
— Я бы хотела, чтобы у вас было имя.
Он снова заморгал — так медленно, как будто его глаза делали это с удовольствием.
