— Мистер Икс, я рада, что вам так понравился дикарский обычай ходить босиком по песку, однако на сегодня достаточно. Доктор, вы уверены, что он не сильно вас затруднил своими причудами?
— Напротив, общество мистера Икс мне всегда в удовольствие…
— Каковое не сравнится с удовольствием от ваших новостей, доктор, — ответил мистер Икс.
— Ах, пожалуйста… Эта малозначительная информация, хотя и показалась вам любопытной, к несчастью, даже вполовину не соответствует…
Я перестала воспринимать их воркотню. Два мудреца упражнялись в обмене любезностями. Я, не будучи даже ученицей, слушала, но не слышала. Пляж заполнял меня целиком, придавал мне силы и волю. Мощные, но не грузные волны искали меня, играли со мной, искушали меня, как будто отступали на шаг, чтобы я сделала шаг вперед. Чайки криками поддерживали нашу игру. Все было настолько же веселым и светлым, насколько темна и печальна была прошедшая ночь. Или же все оттого, что я вновь увидела моего пансионера и убедилась, что с ним все в порядке? В конце концов я изрекла:
— Не хочу перебивать вас, джентльмены, однако мне кажется, что пора возвращаться…
— Мисс Мак-Кари, вы как боль в копчике: не важно, чем и как мы занимаемся, от вас одни неудобства.
— Мистер Икс! — с упреком воскликнул Дойл.
А я и не обиделась, это было, скорее, весело.
— Не беспокойтесь, доктор, я привыкла к его грубостям.
Мистер Икс тянул за руку Дойла, а тот незримым образом тянул за собой меня. «Ну и характер!» — как будто говорили мне поднятые брови Дойла.
И вот она я, снова — представьте себе! — в той же самой комнате (шторы раздвинуты), погруженная в раскрытие тайны, а рядом Дойл с записной книжкой в руке. Стоит ли добавить, что доктор смотрелся очень привлекательно? Почему бы и нет? Бумага — это зеркало, отражающее самый стыдливый румянец. Доктор всегда смотрелся привлекательно, но каждый день добавлял свой особый оттенок, еще одно перышко в это многоцветное крыло: темно-коричневый костюм, часы на позолоченной цепочке; усы, напомаженные настолько, что я боялась уколоться об их кончики… И я, зачарованная созерцательница, позабывшая, что еще час назад собиралась прощаться. Такая я и есть, всегда такой была, флюгер для любого ветра.
— В течение последних дней я прямо-таки рыскал в поисках добычи. У нас имеются Ноггс и Хатчинс… Мистер Икс хотел узнать, что их объединяет. Это вопрос с множеством граней, точно дорогой бриллиант. Нищета и пьянство — разумеется. Но в то же время — и ничего.
— И вы делаете вывод… — перебил мистер Икс, снова в халате и туфлях.
— Мистер Икс, позвольте мне поставить мисс Мак-Кари на верную дорогу, чтобы потом иметь возможность ее направлять. Я навестил приют Святой Марии, переговорил с директором, а также с несколькими товарищами убитых. Ноггс — молодой, задиристый, по профессии плотник, был неудавшимся актером и известным поставщиком малолетних артистов для подпольных театров. Следовательно, в отличие от Хатчинса, у него водились деньги, а ночное время он отдавал потасовкам, бутылкам и женщинам в портовых переулках. Ноггса ненавидели многие, не только Гарри Хискок: Эдит Кенделл, исполняющая роль Жертвенной Люси в мелодраме театра «Виктори», жаловалась, что Ноггс в одной из сцен по-настоящему лупцевал ее ремнем… Безусловно, это был жестокий субъект: он рассказал о тюремном прошлом Хискока, чтобы забрать себе его роли, и вынудил последнего сделаться Сахарным Человеком. Конечно, после убийства Ноггса Гарри Хискок был сразу же арестован, и ту актрису, которая ненавидела Ноггса, тоже допросили.
— Для этого имелись веские основания, — согласился мистер Икс, — но предполагаю, что смерть Хатчинса избавила их от подозрений — по крайней мере, мистера Хискока.
Дойл кивнул и тут же указал на противоположные углы комнаты:
— Все верно. Но давайте поместим здесь Ноггса. А на той стороне — Хатчинса.
И я их увидела. Я никогда не видела Хатчинса, но вот он здесь, и гораздо более яркий, чем ночной подпольный спектакль, не оставивший никакой работы воображению: вот густая бородища, вот добродушный, хотя и мутный взгляд, вот так колышутся его лохмотья.
— Чистая душа! — рассказывал Дойл, главный распорядитель этого театра. — Полная противоположность Ноггсу! Хатчинс — из того рода бедняков, у которых не очень развитый ум, зато большое тело и большое сердце. Хатчинс работал грузчиком в порту, но лишился работы из-за своего порока. В Святой Марии его приняли. Он занимался раздергиванием веревок, делал из них паклю. Хатчинс говорил, что это занятие отвратило его от выпивки, но вот несколько лет назад он сорвался. А потом снова начал отходить от дьявола в бутылке благодаря новой работе: Хатчинс стал актером на детских представлениях «Милосердия». Дети его обожали. Этот великан не стеснялся выставлять напоказ свою неуклюжесть. И пел он хорошо. Но последнее слово таки осталось за дьяволом: Хатчинс продолжал выпивать тайком, и в ту ночь, когда Спенсер его видел, он был пьян, как нам уже…
— Что он пил? — тихо спросил мистер Икс.
— Прошу прощения?
Понятно, что Дойлу не нравилось, когда его перебивают, но на этот раз он еще и растерялся. Забавно было наблюдать, как он хмурит брови, непонимающе глядя на человека в кресле.
— Доктор, я спрашиваю, что пил Хатчинс.
— Что он пил?
— Да, мой дорогой Дойл, что пил мистер Хатчинс?
— Разве это имеет значение?
— Первостепенное.
— Я так полагаю, что… джин… ром… — Дойл бросил на меня удивленный взгляд. — Почему это так важно, мистер Икс?
— Я уже ответил.
— Я постараюсь… это выяснить.
— Пожалуйста, постарайтесь.
Растерянный Дойл смотрелся просто обворожительно! И все же в докторе жил настоящий джентльмен, который способен позволить себе и такое замешательство, не рискуя получить смертельную рану. И покраснел он совсем не так, как Джимми Пиггот: в Джимми все было напоказ, точно послание собеседнику. Дойл не боялся выказать растерянность, однако — в отличие от мистера Икс, чья мраморная, почти прозрачная кожа как будто не заключала в себе крови, — он проявлял все внешние признаки смущения, к вящему удовольствию зрителей (зрительниц) — таких как я. Доктор снова подмигнул мне как заговорщик: «Если это сказано гением, значит это истинно».
Он перелистнул страницу в записной книжке:
— Я начал говорить о видимом сходстве. Ноггс и Хатчинс, Хатчинс и Ноггс. Мисс Мак-Кари, есть у вас какие-нибудь предположения?
— Не может быть людей, более различных между собой, — определила я.
— Прекрасно, а теперь давайте вычеркнем все внешнее и доберемся до сходств. Они жили в одном приюте? Нет. — Дойл махнул рукой, и вычеркнутое слово осталось висеть в воздухе. Хатчинс был связан со Святой Марией теснее, чем Ноггс. Общие друзья? Общие враги? Нет и нет! Возраст? Внешность? Нет! Пьянство? Да!
