— Но… позвольте мне вам сказать… я не вижу, что могло бы вам помешать встретить человека, который любит вас по-настоящему, как вы того заслуживаете, потому что вы прекрасны…
Семьдесят пять. Восемьдесят.
— …прекрасны и отважны, хотя и несчастливы… — теперь он смотрел на меня и красным, и голубым, — …но только лишь потому, что вы не захотели быть счастливой, мисс Мак-Кари.
Восемьдесят пять. Только тогда я в смятении осознала, что пульс, который я отсчитывала подушечкой пальца, — это мой собственный пульс. Из-за этого упрямого молоточка я почти не чувствовала пульса мистера Икс, который был как подземный ручеек — тишайший, почти отсутствующий.
В этом мужчине как будто не было жизни, быть может, оттого, что он делился ею с теми, кто находился рядом с ним.
Я оставила его маленькую ручку висеть в воздухе, я не знала, что сказать.
— Ни о чем не волнуйтесь, — сказал мистер Икс и отвел взгляд. — Моя простуда — это не простуда, а физическое следствие обнаружения истины, как и всегда дорогостоящей, но ведь истина заслуживает легкого недомогания, а что касается моих слов — они составляют часть этой истины, потому что я, кажется, уже упоминал, что загадка мертвых нищих затрагивает нас всех, и вас в неменьшей степени. Посему, мисс Мак-Кари, не делайте поспешных выводов, ведь вы, будучи женщиной, определенно вообразили себя участницей романтической сцены и теперь жаждете какого-то завершения… Однако, назвав вас прекрасной и отважной, я всего лишь обозначил самые очевидные вещи.
Он наконец замолчал, напоследок снова уступив позывам своей трахеи. Я ничего не поняла, я просто застыла как дурочка с часами в руке — они работали вхолостую, поскольку, хотя часы об этом и не знали, времени больше не существовало. Но о таких вещах часы, как обычно, узнают последними.
Прекрасная.
— Я… я принесу вам… мятную настойку, мистер Икс, — произнесла я.
— Холмс, кхе, — поправил он.
Выходя из комнаты, я снова услышала его голос:
— Будьте осторожны в театре… кхе… Там вам угрожает опасность.
Больше он ничего не сказал. Когда я вернулась с настойкой, он играл на скрипке.
Неизбежное преступление
1
На следующее утро я прибежала к Нелли Уоррингтон. Нелли была самым подходящим человеком, чтобы подменить меня вечером, и обладала достаточным опытом, чтобы противостоять причудам мистера Икс. Я, кажется, уже упоминала, что Нелли высока, худощава и очень серьезна, для меня она была как мост между каменной стеной мисс Брэддок и жизнерадостностью Сьюзи и Джейн. Нелли была женщина уравновешенная, она прошла подготовку в великой Королевской больнице нашего Портсмута и умела исцелять как физические, так и умственные недуги. Нелли Уоррингтон ответила мне предсказуемо: она охотно готова меня подменить, но что касается выбора спектакля и общества доктора Дойла, не принадлежащего к персоналу Кларендона, — об этом мне следует договариваться со старшей сестрой. В это время Брэддок была занята, поэтому я оставила ей записку и перед началом трудового дня вернулась к себе в комнату. Там я достала из передника письмо Роберту и разорвала на мелкие клочки. Потом взяла чистый лист бумаги.
Дорогой Роберт.
Мне потребуется несколько дней, чтобы уладить все мои дела. Совсем немного, до конца недели или чуть больше… Я уверена, ты меня поймешь…
Я остановилась. Перечитала написанное, порвала и добавила обрывки к первой кучке — они осыпались, как хлопья грязного снега. Бумажки лежали пирамидкой на табурете, выполнявшем в моей комнате роль ночного столика, там же лежал и камень с якорем. Подбородка у меня совсем мало — об этом я писала, — но я вздернула его как могла высоко и сжала зубы. Третий лист:
Роберт.
Мне необходимо все обдумать. Для меня это очень важное решение, и мне нужно быть уверенной. Если ты не можешь меня подождать, возвращайся в Лондон.
Это письмо получилось лучше. Более решительное. Я перечитала и добавила:
А если ты считаешь, что мой удел — беспрекословное повиновение, тогда я должна сказать тебе, с великим сожалением, что наши отношения.
Я со храню в своей памяти счастливые моменты. Спасибо за всё.
Энни
Я надолго задержалась взглядом на пустом пространстве после «отношений». Пустое пространство, а потом чернильная точка — как будто я собралась подписывать смертный приговор. Или окончательный контракт с моим новым будущим. И тогда я поднесла перо к бумаге и вписала последнее слово. Именно так. Теперь верно. Теперь все закончится. Почему вообще что-то кончается? А ведь кончается всё. Мы рождаемся, считая себя бессмертными, а потом на́ тебе. Поверху любой — и большой и маленькой — коробки написано «конец». Роберт Милгрю кое-что мне дал — оплеухи и счастье, в каждый момент по-разному, — но теперь, как бы то ни было, его колодец обмелел. Когда это случилось? Когда он кинул в меня ту бутылку? Или когда начал меня душить? Или в Портсмуте, два дня назад, когда заставлял меня бросить работу? Я не знала, и это не имело значения. События проходят, и когда они проходят, то падают в мешок снов. Там они и остаются, а нам, когда мы заглядываем внутрь мешка, лучше видеть только счастливые моменты.
Когда я убирала письмо в карман передника, в дверь постучали. Ко мне заглянули широко распахнутые глаза Сьюзи Тренч. И раздался ее голос, еще более пронзительный, чем обычно:
— Эннниии! Ты мне ничего не рассказааала! Это он? Это он?
Я знала, что она имеет в виду. Сьюзи была из тех, кто никогда ничего не рассказывает. Она обладала редкостной особенностью: все мы рассказывали ей обо всем, а она ухитрялась ничем не делиться в ответ. Ее излюбленный трюк — это незавершенные фразы: «Так ты собиралась?.. Мне кажется, тут нужно… Как я тебя понимаю… Боюсь, тебе… Ну ты сама догадалась…» И каждая из нас хотя бы однажды ловилась на этот трюк и заполняла пустоты. На сей раз я решила не попадаться в эту невинную ловушку.
— Ты имеешь в виду?.. — переспросила я.
Собственная пилюля оказалась для Сьюзи горькой.
— Имею… его.
— Его…
— Доктора Дойла! — выпалила Сьюзи шепотом, признавая наконец свое поражение.
Я избавила подружку от ненужных домыслов: у доктора Дойла были два билета в «Милосердие» на сегодняшний вечер и он в порядке исключения попросил меня его сопровождать. Разумеется, благодаря частым посещениям моего пансионера доктор почувствовал некоторое доверие и ко мне. Что в этом плохого?
— Ничего! — поспешно заверила Сьюзи, спускаясь по ступенькам вслед за мной. — Дело в том, что… я так и знала…
