— Доиграли, святой отец, — уверенно ответил голос из кресла. — Доиграли до конца.
— И… кто же… выиграл?
— Конечно же я, — сказал мистер Икс.
— Мои поздравления. В общем, полагаю, я хорошо сделал, что к вам заглянул.
— Это было самое правильное решение в вашей жизни, поверьте мне.
— Ну, раз вы так считаете… — Отец Филпоттс почесал затылок. — Забавно, что я… Доброй ночи.
— Доброй ночи, святой отец, — отозвался голос из кресла.
Дойл распахнул перед священником дверь. Я услышала, как провернулся ключ, — наверное, доктор забрал дубликат из кабинета Понсонби. Я хотела об этом спросить, но Дойл заговорил первым:
— Боже мой, да что тут случилось…
— Излишне было бы это пересказывать, — произнес голосок из кресла. — Да и вам необязательно рассказывать, как вы теперь намерены поступить. — Дойл растерянно усмехнулся, обращаясь ко мне, как будто снова подразумевая: «Какой удивительный, какой гениальный человек!» И тогда голос из кресла благодушно добавил: — Но простите, я с вами так и не поздоровался. Добро пожаловать, мистер Игрек.
Часть третья. Финал
Окончание спектакля так похоже на смерть! Быть может, мы аплодируем потому, что умер кто-то другой? Быть может, мы радуемся, что на сей раз нам удалось спастись?
Сэр Генри Джордж Брайант. Очерк английского театра (1871)
Печаль покойника
Покойник нервно прохаживается по комнате. Мистер Леврам сегодня не пришел.
Мистер Леврам — да, весьма забавное имя, но на свете много смешных имен, покойному это известно, — мистер Леврам — его единственный друг в потустороннем мире. Он всегда приходит его навестить в определенное время, не в один и тот же час, но следуя определенному циклу, переменчивому, но достаточно точному, — что, несомненно, связано с возможностями этого мира, который для покойного уже не является миром иным.
Однако сегодня мистер Леврам опаздывает.
И труппа тоже не появилась, а главное, не появилась эта… девочка? девушка?.. Красивая балерина, которая движется вне ритма, в танце, который не подходит ни под один размер и который так нравится покойному.
Этот танец. Да, он странный, но он завораживает.
Они придут, — убеждает он сам себя. — Леврам — человек слова. До сих пор Леврам выполнял все свои обещания, за исключением одной детали: он все еще одинок.
Одиночество немного печалит покойника. В тот день, когда он напомнил Левраму, тот ответил:
— Не беспокойся из-за этого. Одиночество тебе подходит. Так у тебя будет больше времени для твоего любимого занятия… А я тебе помогу… Я буду рассказывать тебе об одном очень необычном человеке, и тебе захочется с ним познакомиться… быть может, однажды вы и познакомитесь…
Вспоминая эти слова, покойник садится за стол, берет перо и продолжает делать единственное, чем он занимается после смерти — помимо еды и сна — на этой пустой ферме.
Он пишет.
Шах и мат
1
Я помню, что с этой секунды события начали происходить с поразительной быстротой.
Или, быть может, мой мозг, свидетель всего, что случилось в этой комнате за какие-то несколько часов, — апоплексический удар у мистера Икс, теперь чудесным образом пришедшего в себя; ужасные конвульсии отца Филпоттса, теперь чудесным образом завершившиеся, — мой мозг отмечал перемены с поразительной медленностью: в мозгу ведь есть такие же узлы, как и в пищевом тракте; кажется, я об этом уже писала.
Как бы то ни было, я превратилась в свидетельницу абсурдного диалога, в котором Дойл выступал в главной роли, поскольку, хотя вопросы мистера Икс не заставляли себя ждать, он задавал их в своей типичной манере, сплетая мягкую паутину, а вот ответы Дойла меня изумляли полной несхожестью с его привычным обликом. Именно этот новый Дойл — столь непохожий на знакомого мне молодого офтальмолога — заставил меня замереть на месте, замолчать и ни во что не вмешиваться. Дойл переменился настолько, что даже лицо показалось мне иным, как будто кот из сказки, автора которой я не помню, вдруг начисто стерся, оставив в неприкосновенности только свою улыбку.
Первое, что он сделал (никогда не забуду), — это легко подпрыгнул, скинул плащ, сложил вдвое и бросил на постель, позаботившись, чтобы не испачкать ткань в крови мистера Икс, на которую я взирала в свете тусклой лампы. Проделав это, Дойл пригладил усы и начал говорить. Но не с привычным мне наивным юношеским пылом. Наоборот, нового Дойла отличала поразительная зрелость и уверенность в себе.
В общем, за несколько секунд доктор каким-то образом успел набрать пять лет медицинского опыта, в первую очередь — хирургического.
Теперь он больше всего напоминал мне хирурга в момент операции: рациональный, сосредоточенный на своих руках и пальцах.
И привычный к крови.
— Мой дорогой мистер Икс, мой дорогой мистер Икс… Когда же вы перестанете меня удивлять? Ну поведайте мне, откройте какой-нибудь трюк… Как вам удалось изобразить агонию? Я опытный врач, я все проверил. Клянусь Юпитером, ваш пульс, ваше дыхание, температура тела!.. Вы что, играете в театре?
— Управлять телом гораздо проще, чем управлять рассудком, — ответил тихий голосок из кресла. — А вы должны были поверить, что ваш яд оказался действенным.
— Но как вы узнали, что я пытался вас отравить?
— Это очевидно: когда вы увидели в комнате отца Филпоттса; хотя я, конечно, не поверил, что яд будет в шампанском: так могли бы отравиться и пастор, и мисс Мак-Кари, а три смерти навели бы на серьезные подозрения, поэтому я решил попросить у вас стакан воды, и это сработало…
— Стакан воды, из которого вы, получается, не пили, хотя он наполовину пуст!
— Мистер Игрек, я не большой любитель мышьяка.
Дойл слушал мистера Икс с нескрываемым удовольствием и в это же время что-то искал в кармане плаща. Вот он вытащил пару кожаных перчаток изумительного качества — из тех, что продают лишь в специальных лондонских магазинах; надев такие, начинаешь верить, что счастье зависит только от комфорта твоих рук.
Перчатки были цвета голубиного крыла. Дойл сложил их на постели рядышком, как близнецов.
— Ну и последнее. Как вы узнали, что Филпоттс — очередная жертва?
— Элементарно.
— Ах, ну что за выражение!.. Вы прямо кичитесь своими сверхъестественными способностями!..
— А вы не задумывались, мистер Игрек, что ваши способности, возможно, ниже естественных?
— Так я судил обо всех остальных, вот только себя никогда не включал в их число. — Дойл взял левую перчатку и принялся натягивать ее на руку, уделяя внимание каждому пальцу, с медлительностью любовника, которому нужно удовлетворить сразу пять женщин. — Но умоляю, расскажите мне, как вы узнали о Филпоттсе и о том, что мистер Игрек — это я…
