Поэтому неправильно говорить: любовь дает то, чего не может дать справедливость; любовь ведет к самоотдаче, которая выше того, что требует справедливость. Есть много видов самоотдачи, которых требует пропорциональная справедливость, например, смерть ради дела, от которого зависит моя жизнь. Но есть и другие виды самоотдачи, которых пропорциональная справедливость не требует. Их требует любовь. Но если их требует любовь, значит, их требует творческая справедливость. Ибо творческий элемент в справедливости – это любовь.
Любовь в этом своем аспекте так же относится к справедливости, как откровение – к разуму. И это не случайная аналогия. Она коренится в природе как откровения, так и любви. И откровение, и любовь выходят за пределы рациональной нормы, не разрушая ее. В них присутствует «экстатический элемент». Любовь в некоторых своих проявлениях, например, в тех, о которых говорит апостол Павел в 1 Кор. 13, может быть названа справедливостью в состоянии экстаза, так же как откровение можно назвать разумом в состоянии экстаза. Павел подтверждает это и тогда, когда объясняет и опыт откровения, и дела любви действием божественного Духа. И так же как откровение не дает дополнительной информации в сфере умозаключений познающего разума, любовь не ведет к дополнительным действиям в сфере решений практического разума. И то и другое придает разуму другое измерение: откровение – познающему разуму, любовь – практическому. Ни откровение, ни любовь не отрицают того, чему они придают глубину, т. е. разума. И как откровение не противоречит структурам когнитивного разума (иначе его нельзя было бы воспринять), так любовь не противоречит справедливости (иначе ее нельзя было бы реализовать). Это рассуждение подводит к тому, с чем нам придется иметь дело в последней главе, а именно к пониманию того, что сфера морального действия зависит от присутствия Духовной силы.
Отношение справедливости к любви в межличностных столкновениях можно адекватно описать с помощью трех функций творческой справедливости, а именно выслушивания, добровольной отдачи и прощения. Ни в одной из них любовь не делает больше, чем требует справедливость, но в каждой из них любовь распознает, чего требует справедливость. Чтобы узнать, что справедливо в межличностном столкновении, любовь выслушивает. Выслушать – это ее первая задача. Никакие человеческие отношения, особенно близкие, невозможны без взаимного выслушивания. Упреки, противодействие, защита могут быть оправданы с точки зрения пропорциональной справедливости. Но они, быть может, оказались бы несправедливыми, если бы люди больше слушали друг друга. Все вещи и все люди, если можно так сказать, взывают к нам слабыми или громкими голосами. Они хотят, чтобы мы их выслушали, чтобы мы поняли внутренне присущие им требования, правду их бытия. Они хотят от нас справедливости. Но дать им ее мы можем только посредством любви, которая выслушивает.
В своей попытке увидеть, что́ есть в другом человеке, любовь никоим образом не иррациональна. Она использует все возможные средства, чтобы проникнуть в темные закоулки его мотивов и комплексов. Например, она пользуется средствами глубинной психологии, дающей неожиданные возможности обнаружения внутренне присущих человеку требований. Благодаря этой психологии мы узнали, что то, как человек проявляет себя вовне, может означать совсем не то, что есть на самом деле, и не то, что он намеревался продемонстрировать. То, что кажется выражением агрессии, на самом деле может быть выражением любви, сдерживаемой застенчивостью. То, что выглядит как сентиментальность и смирение, – на самом деле симптомы враждебности. Слова, не заслуживающие внимания, но произнесенные неподходящим тоном, могут вызвать совершенно несправедливую реакцию. Выслушивающая любовь – это первый шаг к справедливости в межличностных столкновениях. И она выполняет свою функцию также и в столкновениях с живой природой и вообще со всякой природой. Но мы не можем рассматривать здесь проблему человеческой справедливости и несправедливости по отношению к природе: для этого нам пришлось бы иметь дело с большой новой областью знаний, выходящей за рамки нашей задачи, а для онтологического анализа этой проблемы – воспользоваться языком искусства и поэзии.
Вторая функция творческой справедливости в межличностных столкновениях – это добровольная отдача. Каждый, с кем мы сталкиваемся, вправе требовать чего-то от нас – по крайней мере он вправе требовать, чтобы даже в самых обезличенных отношениях в нем признавали личность. Но этот минимум добровольной отдачи ведет к максимуму – вплоть до самопожертвования, если его требует сложившаяся ситуация. Добровольная отдача есть выражение творческой справедливости, если служит целям воссоединяющей любви. Очевидно, что согласно этому критерию требование отдачи может означать требование сопротивляться, сдерживать и чего-то лишать. Здесь снова психологическая мудрость помогает делать то, что кажется противоположностью добровольно отдающей любви. Творческая справедливость включает возможность пожертвовать жизнью другого, но не его бытием как личности.
Третья и наиболее парадоксальная форма, в которой справедливость соединяется с любовью, – это прощение. Их единство можно показать, воспользовавшись терминологией апостола Павла: оправдание милостью. Оправдать буквально означает «сделать праведным», а в контексте учения Павла и Лютера – принять как праведного того, кто праведным не является. Казалось бы, нет ничего более противоречащего идее справедливости, чем это учение, и всех, кто его провозглашал, обвиняли в содействии несправедливости и в аморальности. Кажется крайне несправедливым объявлять неправедного праведным. Но как раз именно это и было названо благой вестью в христианской проповеди. И именно в этом – осуществление справедливости. Потому что это единственный способ воссоединения тех, кто отчужден от других виной. Без примирения не может быть воссоединения. Прощающая любовь – единственный способ осуществления внутренне присущих каждому человеку требований, а именно его требований снова быть принятым в то единство, к которому он принадлежит. Творческая справедливость требует, чтобы это требование было принято, и чтобы был принят тот, кого нельзя принять по критериям пропорциональной справедливости. Принимая его в единство прощения, любовь делает явным и нарушение справедливости с его стороны (со всеми его последствиями, которые из этого прщения проистекают), и внутренне присущее ему требование: чтобы его объявили праведным и сделали праведным через воссоединение.
Единство справедливости и силы в межличностных столкновениях
В любом столкновении человека с человеком действует сила – излучаемая личностью, выражаемая речью или жестами, блеском глаз и звуком голоса, лицом, фигурой и движением, выражаемая в том, что́ человек представляет собой как личность, и в том, какое социальное положение он занимает. Любая встреча, будь она дружеская или враждебная, благожелательная или безразличная, является в некотором смысле борьбой силы с силой. В этой борьбе непрерывно принимаются решения об относительной силе бытия, которая проявляется во всех, кто вовлечен в борьбу. Творческая справедливость не отрицает этих столкновений и участвует в этих конфликтах. Ибо это цена, которую приходится платить за творческий характер жизни. В жизни каждого человека эта борьба начинается с момента его зачатия и продолжается до его последнего вздоха. Она пронизывает его отношения со всем и со всеми, с чем и с кем он сталкивается. Справедливость – это форма, в которой такая борьба ведет к постоянно меняющимся решениям о силе бытия в каждом из борющихся. Эта картина, верность которой едва ли можно отрицать, создает впечатление, что в межличностных столкновениях справедливость целиком зависит от соотношения сил конкретных личностей. Но это впечатление ошибочно, потому что оно не принимает в расчет, что каждое живое существо, вступающее в борьбу сил, уже обладает определенной силой бытия. Это растение, а не камень, животное, а не дерево, человек, а не собака, женщина, а не мужчина. Эти качества и множество других даны уже до начала борьбы, и являются основанием для внутренне присущих каждому живому существу требований справедливости. Но эти требования не имеют четко очерченных границ, потому что всякая сила бытия имеет динамический характер. И именно этот элемент неопределенности в силе бытия требует всякий раз новых решений.
